Сафия Фаттахова. Отчуждение

• Сафия Фаттахова. Отчуждение. — М.: Строки, 2023.

Дебютный роман Сафии Фаттаховой «Отчуждение» основан на личном опыте писательницы — будучи верующей мусульманкой, она рассказывает о своих современницах, жизнь которых ей понятна и близка. 

Главные героини Лиза и Насиба живут в разных странах и вроде бы идут разными путями, но их объединяют не только схожие проблемы и стремление к личному счастью и самореализации. Обе женщины обретают необычные способности: одна становится эмпатом, а другая своим отчаянием может лишить окружающих их уникальных, «неровных» черт. Написанное поэтичным языком, «Отчуждение» рассказывает о судьбе современных женщин, пытающихся следовать не только религии, но и собственным желаниям. Но эта книга не о травмированных и притесненных женщинах Востока — это роман о женщинах, справляющихся с трудностями судьбы благодаря вере и саморефлексии.

Электронную книгу можно прочитать в сервисе «Строки».

Лиза

Несбывшиеся друзья

Все, что казалось ей прочным, тает, стонет, гнется. Все, кроме отчуждения. Казалось бы, ее новая чувствительность должна была сблизить ее с людьми, но она, как любой дар, лишь отдаляет. Что толку остро переживать чужие горести, если человек не доверяет тебе и не рассказывает о печали сам?

Лиза понимает, что ее размышления о принципиальной несвободе в юдоли плача и так строят вокруг нее стенку если не кирпичную, то стеклянную. Сложно пульсировать в одном ритме с другими, если этот мир не стоит крылышка комара, а они об этом не знают. Многие, кто был ей симпатичен, хотели счастья и справедливости сразу здесь, не решаясь отложить их на время после смерти. Лиза, честно говоря, и сама не всегда дышит смирением, да и аскетизм от нее далек, как далеки звезды Малой Медведицы от звезд Большой Медведицы, и все же не дела нас лепят, а намерения.

Лиза сталкивалась с разными людьми, которые видели в ней олицетворение порока. Ее иногда обвиняли в малодушии и глупости, в консерватизме и гордыне. Она, наверное, так и не привыкла — к такому привыкнуть невозможно, но теперь заранее прикидывает, что про нее подумают, и отходит, полюбовавшись человеком издалека. Незримая серебристая стенка пружинит, отбрасывая тень, отбрасывая людей. Когда она перестает даже мечтать, как однажды познакомится с известной русской поэтессой, чьи строки сопровождали ее в родах и в разводе, великая стеклянная стена завершает рост. «Ты, наверное, не любишь мой индийский цикл, ты же против язычества», — отвечает ей призрак поэтессы даже в ее воображении. И Лиза плачет.

Стена звенит, как ловец снов, украшающий дом улыбчивой матери двух детей из популярного блога. Лиза когда-то хотела и с ней познакомиться (хотя чуть меньше, чем с той поэтессой), но зачем. Она ведь не пойдет с ней праздновать Хэллоуин и не отпустит Асю колядовать. Лиза не празднует никакие праздники, кроме двух мусульманских.

Но их она тоже особенно не празднует. В детстве Лиза даже не слышала слова «Ид»¹, и сейчас движущиеся по солнечному году вслед за луной Рамадан-байрам и Курбан-байрам не складываются у нее в опрятное уравнение типа мимоза плюс вафельный тортик равно Восьмое марта. Нет, себя Лиза не жалеет: она уверена в том, что нашла истинное предназначение. Только эта истина не всегда успокаивает и часто отмежевывает ее от мира.

Три года назад в приступах тревоги она часто ужинала с соседкой, приезжавшей на лето к морю.

— А религия, твоя вера, неужели она тебя не утешает? Зачем она тебе нужна, если не для утешения?

Лиза задумалась и наконец сказала:

— Она не для утешения вообще. Тебя утешает тот факт, что дважды два — четыре?

Не для покоя и не для утешения живет Лиза на этой земле. И сейчас поменялось лишь одно — она чувствует, когда ее презирают и когда хотят спасти. Презирают мало, по крайней мере в Турции, но иногда бывает. Вот и сейчас женщина с «Луи Виттоном» на плече и женщина с шопером из «Мигроса» идут в десяти сантиметрах от нее и думают, что Лиза их не понимает — в платке же, местная. Но Лиза не только понимает слова — она застывает и чувствует, как боится саму себя. Интроекция в действии маринует ее, как креветку в пряном рассоле. Туристки проходят мимо, и ее медленно отпускает. Впрочем, больше и ярче ее жалеют, и Лиза подхватывает эмоцию и тонет в жалости к себе.

Она быстро поняла, что ловит только сильные эмоции и что надо находиться очень близко к их источнику. Стоит отойти метра на два — и чувства исчезают. Социальная дистанция в полтора метра, которую турки стараются соблюдать на улице, бережет ее от переутомления.

Лиза возвращается домой. Трещинка на ступне болит. Лиза боится, что у нее однажды начнется заражение крови от незаживающей трещины, она протирает ее антисептиком и наклеивает бактерицидный пластырь, прежде чем засунуть босые ноги в черные резиновые сандалии.

Она несет маленький цветок в горшке. Сначала Лиза думала, что цитрусовые не ядовиты для котов и можно купить кумкват, но, судя по всему, у кошек он проходит под лейблом «неинтересен, но опасен». Лизе было страшно полагаться на то, что котенок окажется стандартным и не заинтересуется чем не положено, поэтому купила фиалку.

Салима, соседка Лизы и жена имама местной мечети, сбегает по лестнице двухэтажного домика. Она одета как турчанка: большой треугольный шелковый платок и кремовый тренчкот до щиколоток. Этот тренч называют «ферадже» (что-то явно родственное парандже), и городские женщины носят его круглый год — и в июльский зной, и в январский дождь. В очках, смешливая и высокая, Салима всегда улыбается.

Но сегодня происходит нечто странное. Обычно соседка окатывает весельем и суетой, а сейчас Лизу настигает что-то вроде несмелой песчаной бури странных чувств, ведомых безмятежностью.

Потом, за чаем, опершись на низкий круглый столик, Салима скажет, что беременна и это неожиданно, ее младшей дочке уже восемь лет, а ей все сорок три, она думала, что больше детей не будет. И только тогда Лиза сообразит, откуда к ней пришли в гости эта убаюкивающая робость и доверие: двенадцатинедельное создание пригласило ее в свой мир величиной с ладошку.

Почему ты не здесь?

Лиза должна спасти мир. Под ногами хлюпает болотная жижа. Они с Замилем, ее бывшим мужем, пересекают болото в сером густом лесу. Тусклое небо расчерчено карминовыми нитками лазеров. Шумят металлические кубы, привинченные к стволам деревьев. Это значит, что включились приборы, которые проверяют состояние атмосферы. Огни на кубах зеленые. Нет опасности. Но это ненадолго.

— А что потом? — спрашивает Лиза Замиля.

— Когда?

— Через шесть дней, когда мы вырубим источник заражения. Ты же знаешь, по планам это всего шесть дней.

— Ты такая наивная.

Лиза пытается заправить под платок выбившиеся три волоска, но они все равно торчат из-под ткани. Тогда она вырывает их с корнем и жмурится — больно. Она не чувствует, что на сердце у Замиля. Непроницаемая мгла.

— Почему наивная? Скоро все кончится.

— Может, и так.

— А помнишь, мы гуляли вместе по тем улицам с брусчаткой?

— Помню, — отвечает Замиль.

— А помнишь, какая детская площадка стояла во дворе нашего дома?

— Помню, — отвечает Замиль.

— А ту пчелу?

Замиль резко останавливается.

— Лиз, нас засекли. Надо обратно.

Вертолет все громче, Лиза смотрит Замилю в глаза какие-то доли секунды — и разворачивается. По болоту двигаться сложно, но они пробуют идти как можно быстрее. Когда топь кончается, Лиза переходит на бег. Она добегает до палатки и останавливается отдышаться. Вертолета больше не слышно. Карминовые лазерные линии медленно движутся по небу. Замиля нигде нет.

Деревья вокруг палатки как будто стали гуще и выше за эти два часа. Или ей кажется? Ветви сплетаются в арабские буквы, словно пишут поэму. Две линии буквы «ха». Выпроставшийся корень как буква «даль». Зубчики буквы «син» по краю громадных листьев.

Где Замиль? Они же бежали вместе. Лиза достает телефон из кармана на платье и звонит Замилю. Ее перебрасывает на автоответчик, и Лиза записывает сообщение:

— Почему ты не здесь? Где ты? Почему я опять одна?

Телефон превращается в черного мохнатого паука и быстро ползет по пальцам.

Лиза кричит и просыпается.

Интереснее дельфинов

Она набирает килограмм весенней клубники, еще не очень душистой, но уже вдохновляющей на ягодный бисквит. Торговка подходит к ней, завязывает пакет, вытирает руки о темные шаровары с розами, похожими на узор советских обоев, и спрашивает:

— Что-нибудь еще?

Маску торговка опускает почти на шею. Здесь, на рынке, страх перед вирусом у Лизы пропадает совсем, хотя это не очень логично: тут сотни людей, и среди них недавно прилетевшие из ковидоопасных стран мужчины в хлопчатобумажных шортах и русские женщины, которые называют маски намордниками и носят их на запястьях. Но свежий шпинат, резные помидоры с выпуклыми дольками да изумительно ровная свекла дарят Лизе смелость и жизнелюбие.

— Нет, больше ничего, спасибо!

Торговка завидует кому-то, и довольно сильно. Может, тетушке, которая продает примерно то же самое неподалеку? Или молодости покупательниц? Лиза торопится домой, поэтому уходит, не успев даже увлечься течением мелкокалиберной зависти. Сегодня очередной урок и очередная групповая терапия.

Лиза создает конференцию, и ее прямоугольное звено светится арабскими буквами: «Умм Асия» (мать Асии). Они все еще изучают пост, и Лиза в меру бойко рассказывает, что беременным и кормящим можно не поститься, и добавляет в лекцию несколько каверзных вопросов: нарушится ли пост, если съесть глину? а если вода зальется в уши?

— Надеюсь, сегодня все стало еще понятнее. Не стесняйтесь задавать вопросы, сестры. В преддверии месяца поста читайте чаще священную книгу, раздавайте милостыню.

И тут в чате мигает сообщение:

— Имам Абу Ханифа² прочитывал ночью все шестьсот страниц за один ракаат³. Это правда?

Лиза читает вопрос вслух и почти сразу отвечает:

— Да, его ученик Абу Юсуф⁴ рассказывал так о нем, и многие другие тоже так говорили.

Юзерпик с луной включает микрофон:

— Устаза⁵, но ведь это невозможно! Если читать каждую страницу хотя бы минуту, получается десять часов.

Лиза недовольна: урок затягивается. Но оставлять всех без ответа не очень правильно.

— Ваш вопрос относится больше к вероучению. Мы допускаем, что для отдельных людей время может идти иначе, что нашим имамам были дарованы чудеса — караматы⁶. Скорее всего, это одно из таких чудес.

Быстро, пока не успели спросить что-то еще, Лиза завершает конференцию. До терапии двадцать минут, она насыпает шестнадцать граммов зерен в кофемолку и быстро крутит ручку.

А ее странная способность — это чудо? Но она же совсем не праведница. Или это дурной морок, искушение? Или вообще нет ничего особенного в умении чувствовать чужие эмоции? Лиза вспоминает, что читала в одной из шариатских книг по логике об интуиции. Пресловутое шестое чувство — это просто одно из сенсорных умений наряду со слухом и зрением. Может, у нее просто обострилось шестое чувство?

---

¹Ид — праздник. По-арабски два мусульманских праздника называются Ид аль-Фитр (Рамадан-байрам, или праздник Разговения) и Ид аль-Адха (Курбан-байрам, или праздник Жертвоприношения).

²Имам Абу Ханифа ан-Нуман ибн Сабит — классический исламский ученый в области мусульманского права, основатель ханафитской правовой школы (ханафитского мазхаба), которой придерживается большинство мусульман на территории России.

³Ракаат — это структурная единица намаза, которая включает в себя стояние, один поясной поклон и два земных. Намазы могут состоять из двух, трех, четырех ракаатов.

⁴Абу Юсуф аль-Ансари — один из самых известных учеников имама Абу Ханифы.

⁵В переводе с арабского: «учительница». Это уважительное обращение к преподавательнице исламских дисциплин.

⁶Карама (или карамат) — чудо, данное не пророку, но праведному последователю одного из пророков.