Джеймс Макбрайд. Дьякон Кинг-Конг

• Джеймс Макбрайд. Дьякон Кинг-Конг / пер. с англ. С. Карпова. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2021. — 336 c.

Джеймс Макбрайд — американский сценарист, музыкант и автор нескольких романов. «Дьякон Кинг-Конг» — его первая книга, изданная на русском языке, — входит в десятку лучших романов 2020 года по версии New York Times, Goodreads, Entertainment Weekly и TIME Magazine. Динамичное повествование напоминает криминальные комедии Тарантино и Гая Ричи, поэтому неудивительно, что по роману уже снимают сериал. Издательство «Манн, Иванов и Фербер» перевело книгу специально к своему шестнадцатилетию.

Все начинается с выстрела. Нью-Йорк, шестидесятые годы, старый дьякон по прозвищу Спортивный Пиджак подстреливает местного наркоторговца. Дальше сюжет разворачивается в лучших традициях гангстерских фильмов: в водоворот событий оказываются втянуты полицейские, по-своему добрые, гангстеры, ухаживающие за маминым садом, прихожане баптистской церкви, обитатели дома престарелых и даже местные муравьи.

 

 

7

Марш Муравьев

 

Каждый год перед самой осенью, сколько все помнят, в семнадцатом корпусе Коз-Хаусес проходил Марш Муравьев. Они прибывали за Иисусовым сыром, который наколдовывался раз в месяц в подвальной котельной Сосиски, за теми несколькими однофунтовыми кусками, какие Сосиска приберегал для себя и хранил в футляре высоких часов с маятником, что нашел много лет назад в Парк-Слоупе и приволок к себе в подвал на починку. До починки, понятно, так и не дошло, но муравьи и не возражали. Каждый год они радостно направлялись к футляру, проползая через щелку входной двери, маршируя по лабиринту мусора, велосипедных запчастей, кирпичей, сантехнических инструментов и старых раковин, теснившихся в котельной, двигались извивающейся линией семь сантиметров шириной, змеившейся вокруг хлама прямехонько к часам у задней стены. Пролезали за разбитое стекло и за застывшую часовую стрелку в нутро корпуса к вкуснейшему, благоухающему сыру белого человека, обернутому в вощеную бумагу. Расправившись с сыром, линия двигалась дальше, змеясь за часами вдоль стены, подъедая все на своем пути: застарелые крошки сэндвичей и «Ринг Дингов», а также тараканов, мышей, крыс и, конечно, трупы своих сородичей. Это были не обычные городские муравьишки. Это были большие и рыжие деревенские муравьи с широкими спинами и крошечными головками. Никто не знал, откуда они взялись, хотя, по слухам, они могли забрести из близлежащего ботсада Престона Картера в Парк-Слоупе; другие говорили, что аспирант из близлежащего Бруклинского колледжа уронил полную пробирку муравьев и в ужасе наблюдал, как они разбежались по полу.

Истина же в том, что их долгое странствие в Бруклин началось еще в 1951 году благодаря колумбийскому работнику близлежащей птицеперерабатывающей фабрики в Престоне Гектору Малдонесу. В тот год Гектор пробрался в Нью-Йорк на бразильском грузовом судне «Андресса». Следующие шесть лет он хорошо поживал в Америке, после чего решил развестись с любовью детства, которая покорно дожидалась на родине с четырьмя детьми в деревне под Риоачей, в северных горах Периха. Гектор был человек порядочный и, добросовестно слетав домой, чтобы объяснить жене, что нашел в Америке новую любовь — новую жену-пуэрториканку, — обещал, что по-прежнему продолжит поддерживать семью и детей. Колумбийка умоляла вернуться в их некогда счастливый брак, но Гектор отказался. «Я теперь американец», — гордо заявил он. И не потрудился пояснить, что у такого важного американца не может быть жены из деревни и потому он ее с собой не берет.

Последовали нервотрепка и ссоры вместе с матом, воплями и вырыванием волос, но в конце концов, после множества заверений, что он будет каждый месяц обеспечивать средствами ее и их детей, колумбийская жена в слезах согласилась на развод. Перед отъездом она состряпала его любимое блюдо — тарелку бандеха паиса. Аккуратно уложила завернутую мешанину из курятины, колбасы и хлеба в новенький ланчбокс, который купила, и вручила ему перед отъездом в аэропорт. Он забрал угощение на ходу, сунув ей в руку пару долларов, и отбыл в Америку с чистой совестью, легко отделавшись. Самолет приземлился в Нью-Йорке как раз вовремя, чтобы он успел в Бруклин на фабричную смену. Отработав свое утро, он раскрыл коробку, чтобы полакомиться вкуснейшей бандехой паисой, но взамен обнаружил, что коробка набита hormigas rojas asesinas¹, устрашающими рыжими муравьями с родины, вместе с запиской, гласившей на испанском примерно следующее: «Адиос, скотина… мы знаем, что не дождемся ни песо!» Гектор вскрикнул и зашвырнул новенькую коробку в длинный открытый желоб, идущий вдоль всей птицефабрики, по которому куриные потроха отправлялись через лабиринт труб под Коз-Хаусес к берегам теплой гавани. И вот там-то, в благоугодном уюте труб и жижи, муравьи поживали в сравнительной гармонии, вылупляясь, пожирая друг друга и радостно жируя на мышах, крысах, шэде², крабах, рыбьих головах и куриных потрохах, а также нескольких невезучих живых или полудохлых кошках или дворнягах из близлежащего Коз-Хаусес, что периодически забредали на птицефабрику перекусить, включая немецкую овчарку по кличке Дональд — любимца обитателей жилпроекта. Бедолага свалился в загрязненный канал Гованус и едва не утонул в зловонной воде. Выбрался он на берег без сил, с порыжевшей шкурой и скуля, как кошка. Битый час Дональд слонялся вдоль берега, прежде чем отдать концы. Муравьи, ясное дело, его сожрали, как пожирали прочих безвестных созданий, обитавших внутри и вокруг отбросов и отхожих труб под птицефабрикой, и тем славно пробавлялись до начала каждой осени, когда их внутренние часы говорили, что пора пускаться в паломничество на поверхность ради того, что делала, или должна бы делать, или зря не делала всякая богобоязненная тварь на земле от крохотульных, размером с живую клетку, мальков в Виктория-Фоллс до огромных ядозубов, блуждающих в мексиканской глубинке: они искали Иисуса — или в данном случае Иисусов сыр, как раз обретавшийся в семнадцатом корпусе Коз-Хаусес нью-йоркского жилхозяйства, в ведении Сосиски, который каждый месяц преданно молился, дабы Господь дозволил вложить его собственную сосиску в филейную часть сестры Денис Бибб, лучшей органистки во всем Бруклине, и к тому же преданно откладывал по нескольку кусков Иисусова сыра на черный день, чем ежегодно по осени оказывал муравьям большую услугу.

Конечно, в Козе на Марш Муравьев никто не обращал особого внимания. Они стали мелкой неурядицей в жилпроектах, где 3500 черных и латиноамериканских обитателей утрамбовывали свои мечты, кошмары, кошек, собак, черепашек, морских свинок, пасхальных кур, детей, родителей и двоюродных сестер с двойными подбородками из Пуэрто-Рико, Бирмингема и Барбадоса в двести пятьдесят шесть крошечных квартир, существуя под игом феерически коррумпированного нью-йоркского жилхозяйства, которое за квартплату в 43 доллара в месяц плевать хотело, живы ли они, мертвы ли, срут ли кровью или разгуливают босыми, коли они не названивают в бруклинский офис с претензиями. И ни один жилец в здравом уме не полез бы через голову бруклинского офиса к могущественным начальникам на Манхэттене, коим не нравилось, когда их полуденный сон нарушают мелкими жалобами насчет муравьев, туалетов, убийств, растления детей, изнасилований, неотапливаемых квартир, свинцовой краски, от какой в одном из их бруклинских объектов детские мозги съежились до размера зрелой горошины, если только сему жильцу не улыбалось переехать на скамейку автовокзала Порт-Ауторити. Но в один год муравьи таки доконали домохозяйку в Козе, и она написала жалобу. Жилхозяйство, естественно, и бровью не повело. Но письмо каким-то образом дошло до «Дейли ньюс», где об этом тиснули статью без проверки информации. История вызвала умеренный общественный интерес, поскольку любые новости из Коз-Хаусес не о том, как негры ошалело носятся туда-сюда и вопят о гражданских правах, считались хорошими. Нью-Йоркский университет выслал на исследования биолога, но его ограбили, и он сбежал. Городской колледж Нью-Йорка, отчаянно желая переплюнуть университет в гонке за респектабельностью в глазах общества, отрядил двух черных аспиранток, но в том году обе сдавали экзамены, а когда они наконец приехали, муравьи уже ретировались. Гордость города, Природоохранный департамент, в те дни состоявший из хиппи, йиппи³, уклонистов, пророков и пацифистов, которые курили травку и спорили насчет Эбби Хоффмана⁴, тоже обещался устроить проверку. Но через неделю комиссар города — поляк-иммигрант в первом поколении и главная движущая сила ежегодно проваливающейся попытки Нью-Йоркского польско-американского общества убедить горсовет почтить великого польско-литовского генерала Андрея Тадеуша Бонавентуру Костюшко и назвать в его честь что угодно, кроме этого ущербного, колдобистого, раздолбанного говномоста, перекинутого над Уильямсбургом, дабы принимать на себя вес шоссе Бруклин — Квинс и любого самоубийцы, какому хватит отваги пробраться через вихляющий трафик перед тем, как сигануть с ржавых перил на несчастные души внизу, — вошел в их офис, унюхал свежераскуренный «Акапулько Голд», к которому причащались хиппи-коммунисты, энергично обсуждая добродетели высокочтимой создательницы профсоюзов и возмутительницы покоя начала двадцатого века Эммы Голдман, и ушел в гневе. Он урезал бюджет департамента вдвое. Агента, назначенную на дело муравьев в Козе, отправили в управление парковками, где она следующие четыре года и собирала монетки в паркометрах. Так муравьи оставались для всего Нью-Йорка тайной, покрытой мраком. Мифом, веянием жуткой ежегодной возможности, городской легендой, примечанием к анналам нью-йоркской нищеты вроде аллигатора Геркулеса, который, по слухам, живет в канализации под Нижним Ист-Сайдом, выскакивает из люков и глотает детишек. Или удава Сида из Квинсбриджского жилпроекта, который задушил своего хозяина, а потом уполз в окно на близлежащий мост Пятьдесят Девятой улицы, слившись окраской трехметрового тела с фермами над автомобильным движением, и по ночам повадился хватать незадачливых дальнобойщиков из открытого окна кабины. Или обезьяны, сбежавшей из цирка «Братьев Ринглингов» и, по слухам, обитающей в балках старого Мэдисон-сквер-гарден, где зверь теперь трескает попкорн и болеет за «Нью-Йорк Никс», когда из них в тысячный раз вышибают дурь. Муравьи были блажью бедных, позабытой байкой из позабытого боро в позабытом городе, приходящем в упадок.

---

¹ Красные муравьи-убийцы (исп.).
² Американский шэд — вид рыб. Прим. ред.
³От аббревиатуры YIP (Youth International Party — Международная молодежная партия) — леворадикальное контркультурное движение. Прим. перев.
⁴ Эбби Хоффман (1936–1989) — американский левый активист, основатель Международной молодежной партии, йиппи. Прим. ред.