Мелани Гидеон. Жена-22

• Corpus, 2013
• Элис замужем за Уильямом двадцать лет. Она помнит их первую встречу, будто это было вчера. Однако в последнее время она почему-то проводит больше времени в интернете, чем с любимым мужем. Внезапно Элис приходит письмо: некий Исследователь-101 предлагает ей принять участие в анонимном опросе на тему любви и брака. Она соглашается и, отвечая на вопросы под псевдонимом Жена-22, понимает, что ее семейная жизнь уже не та, какой была раньше. Элис все сильнее привязывается к Исследователю-101: хотя они ни разу не виделись, он, кажется, интересуется ей гораздо больше, чем ее собственный муж...
  «Жена-22» — дебютный роман американки Мелани Гидеон, переведенный на 30 языков и ставший бестселлером.
  Перевод с английского Елены Валкиной

---

Уставившись в зеркало ванной, я пытаюсь понять, почему никто не сказал мне, что мое левое веко отрастило маленький капюшон. Долгое время я выглядела моложе своих лет. А теперь вдруг все годы вылезли наружу, и я выгляжу аккурат на свой возраст — сорок четыре, а то и старше. Я приподнимаю лишнюю кожу и кручу ее между пальцами. Может, существует специальный крем? А как насчет упражнений для век?

— Что у тебя с глазом?

Питер засовывает голову в дверь ванной и, несмотря на раздражение от того, что меня застукали, я счастлива увидеть веснушчатую мордаху сына. В двенадцать его желания все еще скромны и легко выполнимы: вафли «Эгго» и спортивные трусы фирмы Fruit of the Loom — те, что с хлопчатобумажным поясом.

— Почему ты мне не сказал? — спрашиваю я.

Я полагаюсь на Питера. Мы очень близки, особенно в вопросах ухода за собой. У нас договор. Он отвечает за мои волосы. Говорит мне, когда отрастают корни, чтобы я записалась к Лайзе, своей парикмахерше. В свою очередь, я отвечаю за запах Питера. За его отсутствие. Двенадцатилетние мальчики почему‑то не в состоянии учуять, чем пахнут их подмышки. Каждое утро он забегает ко мне и взмахивает руками, чтобы я могла ощутить дуновение. Душ, почти всегда говорю я. Иногда, очень редко, я вру и говорю, что все в порядке. Мальчишка и пахнуть должен как мальчишка.

— Чего я тебе не сказал?

— Про мое левое веко.

— Чего? Что оно нависает над глазом?

Я испускаю стон.

— Но совсем чуть‑чуть.

Вновь смотрю в зеркало.

— Почему ты не сказал хоть что‑то?

— А почему ты не сказала мне, что «Питер» на сленге — это пенис?

— Потому что это не так.

— Да нет, это так. Питер и два яйца?

— Клянусь, что ни разу не слышала этого выражения.

— Ладно, теперь ты понимаешь, почему я меняю имя на Педро.

— А как же Фрост?

— Это было в феврале. Когда мы учили Роберта Фроста.

— Ага, теперь ваши пути разошлись и ты хочешь быть Педро? — уточняю я.

Средние классы школы, как мне объяснили, — это сплошь экспериментирование в поисках себя. Наша задача как родителей — позволять детям примерять на себя разные личины, но иногда за этим не уследить. Сегодня Фрост, завтра Педро. Спасибо еще, что Питер не эмо, или имо, или как его? Я понятия не имею, что означает это эмо / имо, знаю только, что это какая‑то разновидность готов, крутые чуваки, которые красят волосы в черный цвет и подводят глаза. Нет, Питер не из таких. Питер — романтик.

— Хорошо, — говорю я. — Кстати, о Петере ты не думал? Это немецкая версия Питера. Друзья могли бы говорить «Петер-ветер». А с Педро ничего не рифмуется. У нас есть пластырь?

Я хочу приклеить веко — посмотреть, как оно будет выглядеть, если мне удастся его восстановить.

— Педро‑с-кедра, — говорит Питер. — А мне нравится твое опущенное веко. Ты с ним похожа на собачку.

У меня отпадает челюсть. Знаешь что? Меня это бесит.

— Нет, на Джампо, — говорит сын.

Питер имеет в виду нашего двухлетнего пса, наполовину тибетского спаниеля, наполовину бог знает кого. Это какой‑то Муссолини среди собак: вес двенадцать фунтов, ужасно нервный и подвижный, поедает собственные какашки. Отвратительно, конечно, но, если подумать, даже удобно. Не нужно повсюду таскать за собой эти пластиковые пакеты.

— Брось это, Джампо, ты, маленький негодяй! — кричит внизу Зои.

Мы слышим, как пес с упорством маньяка носится по полу, вероятнее всего, раскатывая рулон туалетной бумаги — его второе, после какашек, излюбленное лакомство. Джампо по‑тибетски означает «кроткий» — как оказалось, такое определение совершенно не подходит нашей собаке, но я не расстраиваюсь: предпочитаю иметь пса с характером. Последние полтора года в доме как будто снова появился младенец, и я наслаждалась каждой минутой. Джампо — мой малыш, третий ребенок, которого у меня никогда не будет.

— Ему нужно погулять. Радость моя, ты его не выведешь? Мне нужно подготовиться к вечеру.

Питер корчит гримасу.

— Пожалуйста?

— Ладно.

— Спасибо. Эй, подожди, пока ты не ушел — у нас есть пластырь?

— Вряд ли. Хотя, кажется, я видел какую‑то клейкую ленту в ящике со всяким хламом.

Я рассматриваю веко.

— Еще одно одолжение?

— Ну что еще? — вздыхает Питер.

— Принесешь мне эту ленту после того, как погуляешь с собакой?

Он кивает.

— Ты мой сын номер один, — говорю я.

— Твой единственный сын.

— И первый по счету, — уточняю я, целуя его в щеку.

Сегодня я сопровождаю Уильяма на презентацию новой водки «ФиГ» — проект, над которым он и его команда в «ККМ-Рекламе» работали много недель.

Я давно предвкушала это событие. Там будет живая музыка. Какая‑то новая крутая группа, женское трио с электроскрипками — с каких‑то гор, то ли Адирондак, то ли Озарк, не помню откуда.

Деловой стиль, сказал Уильям, и я достаю свой бывалый темно-красный костюм «Энн Тейлор». В 90‑е годы, когда я тоже работала в рекламном бизнесе, это был мой ударный наряд. Надеваю его и подхожу к зеркалу. Костюм выглядит несколько старомодным, но, может быть, если я надену массивное серебряное колье, которое Недра подарила мне на прошлый день рождения, будет не так заметно, что он видал и лучшие дни. Я познакомилась с Недрой Рао пятнадцать лет назад в детском саду «Мамочка и я». Она моя лучшая подруга, а еще, по случаю, один из наиболее известных адвокатов по бракоразводным делам штата Калифорния. Ее здравый и очень дельный совет стоит 425 долларов в час, но я всегда могу получить его бесплатно, потому что Недра меня любит. Я пытаюсь взглянуть на костюм ее глазами. Я точно знаю, она сказала бы: «О-о, нет, дорогая, ты же это не всерьез!» — со своим шикарным английским акцентом. Тем хуже. В моем гардеробе нет больше ничего, что подходило бы под определение «деловой стиль». Натянув лодочки, я спускаюсь по лестнице.

На диване, закрутив длинные каштановые волосы в бесформенный узел, сидит моя пятнадцатилетняя дочь Зои. У нее бывают периоды вегетарианства (в данный момент — нет), она яростно выступает за переработку отходов, а также изготавливает по собственному рецепту натуральный бальзам для губ (мята и имбирь). Как и большинство девушек ее возраста, она профессиональная «экс»: экс-балерина, экс-гитаристка и экс-подружка Джуда, сына Недры. Джуд — своего рода местная знаменитость. Он добрался до голливудского тура «Американского идола», но потом его вышибли, отметив, что «звучанием он напоминал горящий калифорнийский эвкалипт — с таким же треском, шумом и взрывами, но даже не его местную, отнюдь не местную разновидность».

Я болела за Джуда — мы все болели, — пока он проходил первый и второй туры. Но перед третьим, голливудским, у него от внезапной славы закружилась голова, он изменил Зои, а затем порвал с ней, разбив тем самым сердце моей девочки. Урок? Никогда не позволяйте дочери встречаться с сыном лучшей подруги. Потребовалось несколько месяцев, чтобы я, то есть Зои, пришла в себя. Я наговорила Недре кучу ужасных вещей — вещей, которые, вероятно, не следовало говорить, вроде «я ожидала большего от сына феминистки и от мальчика, которого воспитывают две мамы». Недра и я даже какое‑то время не разговаривали. Сейчас‑то все уже в порядке, но, когда я прихожу к Недре, Джуда очень кстати не оказывается дома. Рука Зои с бешеной скоростью летает над клавиатурой мобильника.

— Ты в этом пойдешь? — спрашивает она.

— А что? Это винтаж.

Зои хмыкает.

— Зои, солнышко, пожалуйста, оторвись от этой штуки и посмотри на меня. Мне нужно твое мнение. — Я широко развожу руки. — Неужели совсем плохо?

Зои поднимает голову.

— Ну, как сказать. Насколько там будет темно?

Я вздыхаю. Всего лишь год назад мы с Зои были так близки. Теперь же она обращается со мной как со своим братом — членом семьи, которого приходится терпеть. Я делаю вид, что не замечаю, но неизменно пережимаю, стараясь быть милой за нас обеих, и в результате веду себя как помесь Мэри Поппинс и Трули Скрампшес из «Пиф-паф ой-ой-ой».

— В холодильнике есть пицца, и, пожалуйста, проверь, чтобы Питер к десяти был в постели. Мы вернемся чуть позже, — говорю я.

Зои продолжает набирать текст.

— Папа ждет тебя в машине.

Я мечусь по кухне в поисках сумочки.

— Желаю хорошо провести время. И не смотри «Идола» без меня!

— А я уже прогуглила результаты. Сказать тебе, кто вылетел?

— Нет! — кричу я, выбегая из дверей.