О чем говорят социологические опросы? Некоторые итоги
Статья из книги Виктора Шнирельмана «Порог толерантности: Идеология и практика нового расизма»
О книге Виктора Шнирельмана «Порог толерантности: Идеология и практика нового расизма»
Итак, проведенные в России в течение последних пятнадцати—двадцати лет многочисленные социологические опросы
позволяют выявить устойчивые долговременные тенденции,
которые развивались параллельно и хорошо коррелировались
друг с другом. Это — рост, во-первых, ксенофобии, во-вторых,
русского этнического самосознания и державности, в-третьих,
антизападнических настроений, в-четвертых, привлекательности лозунга «Россия для русских» и стремления обеспечить
русских какими-то особыми социальными и политическими
правами. Параллельно падала ценность советских установок
на интернационализм и «дружбу народов», а полиэтничность
России стала постепенно рассматриваться в негативном, а не
в позитивном свете. Если все это происходило в
Стремление к «особости» и резкое ограничение личной
предпринимательской инициативы в условиях всевластия чиновников неминуемо должны были привести к обеднению репертуара моделей индивидуального поведения и сменить
курс общественного развития — с поликультурного на монокультурный. Общество это быстро почувствовало, что и стало
одной из причин разочарования в ценности полиэтничности,
и в первой половине
По сути, сам по себе переход к рыночной экономике от патерналистских условий «развитого социализма» был раздражающим нарушением «традиций» и «норм». Поэтому любой успешно действующий в этой сфере моментально оказывался таким «нарушителем», и это часто воспринималось как вызов местному населению. Но так как в России доминировала русская культура, то и нарушение культурных норм оказывалось нарушением русских (!) культурных норм, хотя в отдельных республиках это могло выглядеть как нарушение местных обычаев. Разумеется, и представители местного населения участвовали в бизнесе и предпринимательстве, однако они были «своими», и им это по большей части прощалось. Но то, что прощалось «своим», было непозволительным для «чужаков». Сказывалось традиционное отношение к территории, земле, ресурсам, власти на этой земле как «этническому наследию», по праву принадлежащему «титульному этносу», или доминирующему большинству. Поэтому сколько бы отдельные политики или политиканствующие интеллектуалы ни рассуждали об империи, за годы советского этнофедерализма в головах у людей сложились установки, тесно связанные с этнонационалистическим видением реальности. Большинство людей убеждены в справедливости принципа, наделяющего «титульный народ» преимущественными социальными и политическими правами. Отсюда и стремление немалого числа русских получить официальный статус «государствообразующего народа», что могло бы стать для них гарантом защиты их прав на труд, образование, лечение, жилище и пр. в условиях «наплыва чужаков», якобы создающих им конкуренцию.
Такие сдвиги в сознании стали происходить начиная с середины
Одновременно все больше людей стали настаивать на профессиональных ограничениях для «приезжих», и особенно на недопущении их к власти. Эти настроения были поддержаны властью осенью 2006 г., что и привело к введению ограничений для торговли «иностранцев» на рынках. При этом энтузиазм по поводу «изгнания чужаков» основывался на иррациональных представлениях об «очищении» местной культурной среды. Показательно, что за депортацию «чужаков» стояли даже те люди, которые подчеркивали свое доброжелательное отношение к «этническим меньшинствам». Похоже, здесь проявлялись установки, типичные для «культурного расизма»: люди не имели ничего против «других», но предпочитали, чтобы те оставались жить «у себя дома».
Другими факторами, действовавшими в том же направлении, были травма от распада Советского Союза по границам
былых этнонациональных республик, активизация этнополитических движений, рост этнократии в ряде республик внутри
России и дискриминация русского населения в некоторых
новых постсоветских государствах и даже некоторых республиках внутри России. Это показало русским ценность этничности, и началась быстрая этнизация русского массива. В советский период русские, будучи доминирующим населением,
не слишком задумывались о своей этнической принадлежности, что вообще характерно для доминирующего населения.
Однако к середине
При этом у русских сложилась устойчивая вера в то, что «чужаки» захватили слишком много власти в стране. И в течение последних лет русские постоянно сетуют на свою «дискриминацию». По-видимому, это отражает осознаваемый на интуитивном уровне дефицит демократии в стране. Такая обида имеет проективный характер и переносится на «инородцев».
Особое место в этих условиях занимает средний класс. Если
в начале
Особенно болезненно постсоветские трансформации сказались на молодежи, которая быстро утратила советские моральные ориентиры и была вынуждена выживать самостоятельно в жестких условиях «дикого капитализма». Остро
нуждаясь в поддержке, она искала помощи у сильного государства, способного защитить ее от конкуренции со стороны
«чужаков». Поэтому для русской молодежи соблазнительным
оказался лозунг «Россия для русских». Если сегодня в целом
его поддерживает каждый седьмой респондент, то среди молодежи — каждый третий-четвертый. Для части молодежи, как
и для определенной части российского общества, оказывается притягательным образ авторитарного государства.
В
Правда, сокращение демократии, в особенности что касается жесткой избирательной системы, введенной в течение последнего десятилетия, уже вызывает недовольство у россиян. Эти настроения используются радикалами, всячески доказывающими «нерусскую» сущность современной российской власти.
Помимо указанных факторов, повлиявших на вспышку ксенофобии, нельзя забывать и политиков, прибегавших к ней как к испытанному политическому ресурсу, способному обеспечить быструю социальную мобилизацию и поддержку во время избирательных кампаний или для проведения того или иного курса. В этом отношении огромную роль играет образ врага, причем, как правило, такой образ распадается на два — врага внутреннего и внешнего, и оба они служат прежде всего внутриполитическим целям. Выше мы уже видели, что если в ранние советские десятилетия пропаганда и репрессивная практика делали акцент на классовом враге, то в последующем образ врага сменил свое обличье, и он уже рисовался в виде иноэтничных «чужаков». Это и перешло по наследству к постсоветскому обществу в виде «нового расизма».
Правда, в первые постсоветские годы господствовала эйфория открытости и «всечеловечности». Однако это продлилось недолго, и в
Однако в новых постсоветских условиях их роли существенно изменились. Если в отношении евреев доминировала доктринальная ксенофобия, далекая от живой реальности и связанная с книжными знаниями, то «кавказцы» стали жертвами инструментальной ксенофобии, черпающей аргументы из реальной жизни, хотя и преподносящей их в искаженном виде. Поэтому если антисемитская активность проявляла себя по большей части в символических действиях, то кавказофобия влекла за собой дискриминацию, преследования или физическое насилие. Имелись и другие различия. Ведь с распадом страны многие евреи эмигрировали, а немногие оставшиеся были хорошо интегрированы в российское общество и мало чем отличались от окружающих. Зато «кавказцы», будь то беженцы, предприниматели или трудовые мигранты, составляли заметную часть миграционного потока; они были хорошо видны, и их деятельность была у всех на виду. Все это и определяло траекторию ксенофобии, которая была обращена прежде всего против «кавказцев».
Поэтому уровень нетерпимости по отношению к евреям во
все постсоветские годы был неизмеримо ниже, чем по отношению к «кавказцам», и составлял
Впрочем, дифференциация, отчетливо проявлявшаяся ранее в отношении разных категорий иммигрантов, стала постепенно стираться, и в середине
Еще одной яркой особенностью российской ксенофобии является ее выраженный этнический, а не конфессиональный характер. Исследования российских социологов показывают, что в России симпатии и антипатии верующих связаны в первую очередь именно с этничностью, а не с религией.
Центр ксенофобии во все постсоветские годы неизменно
располагался в Москве, оставлявшей другие города далеко позади. Это можно объяснить не только яркими социальными
контрастами, но и тем, что в начале
Что же касается «внешнего врага», то его, как и в советские
годы, ищут на Западе. В течение
В 2006 г. рост ксенофобии остановился и даже в известной
мере пошел на спад. В
Категория: Отрывки
войдите или зарегистрируйтесь