Стефани Меррит. Шепот в темноте

Пролог к роману

Вряд ли ему такое понравилось бы.

Часовню крематория, втиснутую между рифлеными крышами промышленной зоны, можно было бы принять за очередной товарный склад, если бы не псевдоготические сводчатые окна, а также скромные указатели «Сад поминовения (С собаками вход запрещен)» и «Парковка только для посетителей службы». Кольца колючей проволоки венчали высокий забор, отделявший сад от железной дороги. Сад был усыпан гравием, а скорбный ритуал то и дело прерывался ревом пассажирских самолетов, взлетавших в соседнем аэропорту. Мрачное место для последнего прощания, выбранное разве что из-за двух потенциальных преимуществ: удаленности от центра и уединенности.

На деле же парковка с раннего утра оказалась забита фургонами с вращающимися спутниковыми тарелками, антеннами, мотками кабеля, репортерами, фотографами, техническим персоналом, звукоинженерами и операторами в бейсболках, и все это на подступах к часовне. Любую попытку поддержать траурную атмосферу прерывали шумы новостной индустрии: командный лай в телефонную трубку, слаженное попискивание пейджеров и камер, согласные окрики людей в наушниках. Репортеры стреляли друг у друга сигареты, не отрывая глаз от двери, которую заслоняли от них ряды могучих охранников, со скучающим видом топтавшихся на гравии в ожидании процессии. Фотографы, в два ряда выстроившиеся по обеим сторонам лестницы, с проклятьями поглядывали на небо или беспокойно закрывали объективы от измороси, уже осевшей серебристым бисером на их волосах и на нейлоновом мехе операторских кранов. Остальные папарацци, чтобы лучше видеть, пытались влезть на ограду или забирались на капоты автомобилей. Вдоль забора выстроился еще один ряд фургонов, упиравшийся в кромку травы. Стриженые демонстранты, взобравшись на решетчатые ворота, кричали и размахивали плакатами, обличавшими нетерпимость и лицемерие, эти беды глобального капитализма.

Оконные стекла в часовне дребезжали от ветра. Собравшиеся внутри ерзали на скамьях, дожидаясь окончания службы, проходившей медленно и напряженно. "И не будут они испытывать ни голод, ни жажду, солнце не зайдет над ними, и никакой зной не будет их мучить... Сын воцарится c Отцом на веки веков...«1

Наконец двойные двери распахнулись, выпустив наружу волну печальных аккордов, а толпа в саду с нетерпением хлынула к подножию лестницы, мгновенно устроив давку со щелканьем затворов и блеском вспышек. С минуту мой дядя неподвижно стоял в дверях, точно на просцениуме, спрятав глаза за зеркальными стеклами очков. Короткая пауза, а затем поднялся невероятный гомон: «Это правда?.. Это произошло случайно?.. Как вы можете объяснить?.. Условия развода?..» — колючие микрофоны нацелились ему в лицо; операторы зашуршали гравием, подтаскивая штативы, держа телекамеры над собой и проталкиваясь вперед. С деланым достоинством он выпрямился, поправил наброшенное на плечи черное пальто и зашагал сквозь толпу к ожидавшей его машине. Неандертальцы-охранники, два спереди и один сзади, отпихивали особо навязчивых журналистов, но многие сами инстинктивно расступались, словно отдавая виноватую дань уважения выдержке этого высокого темнобрового человека, в ту или иную пору платившего зарплату по крайней мере половине собравшихся.

Я наблюдала за всем этим, притаившись под навесом у входа в часовню. Спрятав руку в кармане, я вертела кольцо, подаренное мне Пирсом на нашу помолвку, пока металл не нагрелся. Помощники дяди усадили его в машину, и она рванула сквозь ворота, на прощание взвизгнув шинами и отразив тонированными стеклами небеса. Самые проворные съемочные группы ринулись вдогонку, а вслед за ними демонстранты, по-прежнему оравшие свои лозунги. На мгновение преследователи нагнали машину, притормозившую у «лежащего полицейского», но та быстро вырвалась вперед.

Выходившие из часовни люди говорили вполголоса и бросали на меня быстрые любопытные взгляды. Я почувствовала руку у себя на плече.

— Даже не верится, что все еще август. — Оливер слегка поежился в доказательство своих слов. — Не следует тебе здесь находиться. Они еще за тобой вернутся.

— Возможно.

— Точно тебе говорю — вернутся. Ты что, прессу не знаешь? Они же как черви на падаль. — Он коротко усмехнулся в нос. — Все, уходим.

Он подтолкнул меня в сумрак опустевшей часовни, и мы через вестибюль вышли к боковой двери.

— Я оставил машину позади часовни. На парковке тебе показываться нельзя, во всяком случае сегодня.

Мы молча ехали по автостраде; сияние дня угасало за мрачными облаками. Оливер нервничал, как будто выпил слишком много кофе. Он вел машину чересчур быстро, барабаня пальцами по рулю, часто поглядывая на меня или в зеркало, словно опасаясь погони. Пейзаж расплывался перед моими воспаленными, невидящими глазами, и от усталости я не могла говорить.

— Эдвард выглядел ужасно, — спустя какое-то время заметил Оливер.

— Да.

— То есть это можно было предвидеть... но как-то непривычно думать, что и у Эдварда есть чувства.

— Да.

— Наверное, и он его как-то... по-своему, правда... В смысле — любил. Бедный Эдвард. Никогда бы не подумал, что скажу такое. А может, это все на камеру. Похоже, Эдвард всегда...

— Олли...

— Что?

— Не надо об этом.

— Извини.

Мы снова поехали молча.

— Знаешь, Габи, надо бы тебе уехать. — Машина за нами дважды прогудела, потому что Оливер без предупреждения выехал на левую полосу. — На время, пока тут все утрясется.

Он поправил съехавшие на нос очки и снова на меня взглянул.

— Куда мне поехать? — пожав плечами, спросила я.

— Не знаю. Может, во Францию, к маме? Я просто думаю, что тебе нужна передышка. Еще не все кончено.

Я отвернулась:

— Не понимаю. Почему сейчас? Они же все это знали...

— Ждали подходящего момента, — отрезал Оливер. — Откладывали до сезона отпусков. Нам ведь нужно, чтобы газеты продавались. Боюсь показаться неучтивым, но я же пытался тебя предупредить.

— Ничего ты мне не сказал.

— Ты не хотела слушать.

На подъезде к Лондону движение замедлилось, образовалась пробка. Я смотрела в окно на белую разделительную полосу, казавшуюся волнистой.

— Что значит «еще не кончено»?

— Не знаю, просто... мне кажется, всплывут и другие подробности. Было бы лучше, если бы ты уехала.

— Я подумаю об этом.

— Ты считаешь, это была случайность? — не сразу спросил он.

— Нет, — ответила я не задумываясь.

Он спрашивал меня об этом уже не в первый раз.

«О Пирс, я совсем тебя не понимала...»

Неловкое молчание и спертый воздух делали пребывание в машине все менее комфортным. Крупная дробь дождя ложилась на ветровое стекло. Оливер включил передние фары.

— Хочешь где-нибудь остановиться?

Я мотнула головой:

— Нет. Давай просто поедем домой.

— К тебе домой? — Казалось, он удивлен. — Ты думаешь, это разумно?

— Нет, я имела в виду — к тебе домой.

— Они тебя рано или поздно найдут.

— Тогда лучше поздно.

Иннишоннел-Холл, Аргайлшир, сентябрь2

Какая ирония судьбы таилась в искренних попытках Оливера защитить меня от прессы! Его забота и благоразумие помогли мне пережить долгие дни после смерти Пирса, когда приходилось скрываться в ожидании результатов следствия, а сокрушенное лицо моего дяди под ликующе издевательскими заголовками красовалось на первой странице каждой газеты, которая ему не принадлежала. В ту пору все шло наперекосяк, и только Оливер оставался постоянной величиной. Мне и в голову не могло прийти, что он во всем этом участвовал.

Отсюда, из-за письменного стола, мне открывается пейзаж до самого леса, до верхушек темных сосен, растущих почти у самой кромки воды. За Иннишоннел-Холлом высятся мощные тени гор. На три мили к востоку раскинулось озеро Лох-Эйв — оно лежит неподвижно, охраняя окрестные развалины. В конце сентября ветер приходит прямо с моря, с запада, и воздух становится чистым, соленым и горьким. Ветер проникает в дом, а снаружи хлещет по стеклам девичьим виноградом3.

Именно Оливер посоветовал мне отправиться в Иннишоннел-Холл, когда дядя исчез после похорон. Иннишоннел — усадьба сэра Рори Кэмпбелла, шестого графа Орхи, чей герб нависает над вестибюлем и каминными полками: в правой верхней четверти серебряного поля — башня, увенчанная шлемом и мантией, а по бокам — два стоящих на задних ногах оленя; под изображением девиз «Meum Protego» («Защищаю свое»).

В настоящее время сэр Рори в отъезде: Мойра с важным видом сообщает мне, что он в Ирландии — готовит лошадей для гладких скачек (она не удостаивает меня улыбки, когда я спрашиваю, бывают ли шершавые скачки)4, но я могу оставаться в замке столько, сколько пожелаю. Я, конечно же, остаюсь, и забота обо мне становится частью ее повседневных домашних обязанностей. Привычным, одной ей понятным маршрутом Мойра носится по дому, взмахивая тряпкой в тех нескольких комнатах, что не окутаны чехлами от пыли, и критически морщит нос, натыкаясь на меня: «Глаза испортишь этим чтением. Ты же еще молодая девонька». Но именно она, как никто другой, должна понять, почему мне так дорога необитаемость замка, его скрипы и странное эхо, его уединенность и непоколебимое равнодушие к внешнему миру; почему я так ценю погоду, несущую очищение, долгие прогулки по берегу озера, отсутствие посетителей, а в особенности — телевидения и газет. В суровости Мойры есть нечто жизнеутверждающее, и на плите всегда булькает котелок с похлебкой, когда я врываюсь в дом вечером, обветренная и промокшая, в компании собаки, которая оставляет грязные следы по всей кухне. Мойра не одобряет меня из самых благих побуждений; она считает меня чрезмерно бледной и тощей, ей кажется, что я слишком долго предаюсь хандре и чтению, а лекарством от обеих хворей считает хорошую, сытную еду и «ох, девонька, знаешь, поменьше бы тебе кручиниться». Впрочем, она никогда не спрашивает меня ни о дяде, ни о том, как мы с ним оказались здесь в одно и то же время.

— Здесь издавна можно было от всего спрятаться. — Единственная ее фраза, которую можно счесть за намек. — Сэр Рори всегда скорехонько сюда возвращается, когда ему все наскучит и захочется малость отдохнуть.

И вот она рассказывает мне истории о жизни замка в былые времена, а я выуживаю из памяти несколько детских воспоминаний, и вечера постепенно становятся все холоднее. Каждое утро я приношу все новые дрова из заброшенных конюшен.

— И все-то она пишет, — фыркает по вечерам Мойра, словно это само по себе очень нездорово. — Что ж ты там пишешь-то целыми ночами?

Я объясняю, что записываю историю. Историю человека, которого я когда-то знала, как никто другой, а взялась я за перо именно теперь, потому что наконец-то все поняла.

— Да уж, с этим ты быстро не управишься. Небось дружок твой был?

— Я так думала. Когда-то.

— И что с ним стряслось?

Я отвечаю, недоверчиво помедлив, — она должна знать.

— Он умер.

— Молодой еще? В аварию попал?

— Да, кажется...

Она тоже медлит в нерешительности, вытирая испачканные мукой руки о юбку.

— Ох, что поделаешь, всех нас это ждет рано или поздно. В декабре шесть лет будет, как Роберта моего не стало, так дня не проходит, чтобы я о нем не вспомнила. Но говорят, только хорошие люди умирают молодыми. Увидимся утром — если будет на то воля Божья.

Так мы беседуем с Мойрой почти каждый вечер за ужином. Мы не стремимся к большей доверительности, и нам не хватает сил говорить на другие темы, но мы обе, каждая по-своему, нуждаемся в дружеской поддержке. Я уже начала предвкушать эти минуты.

У истории, которую я рассказываю, есть несколько версий. То есть несколько версий того, как она началась. Если бы свои варианты нам представили Оливер или мой дядя или если бы мертвые, Денэм Доуленд, а то и сам Пирс, могли говорить, нам пришлось бы начать на несколько лет раньше и не в этой стране. И постепенно эти отдельные варианты начали бы сближаться, как железнодорожные пути, пока не сошлись бы все в одной точке — в точке смерти Пирса Гевестона.

Теперь я знаю их истории. Но сперва я расскажу свою собственную. Началась она почти два года назад, в ясный и холодный январский день в городе на болотах, — еще до того, как Эдвард затеял свою игру, до того, как Пирс вернулся из ссылки, до того, как я невольно стала частью их истории.


1 Тайная книга и Апокриф Иоанна, XXXIX.
2 Аргайлшир — район на западе Шотландии, бывшее графство, в прошлом — домен некогда могущественного клана Аргайлов.
3 Девичий виноград — крупная листопадная лиана.
4 Гладкими называют скачки без препятствий.

О книге Стефани Меррит «Шепот в темноте»

Дата публикации:
Категория: Отрывки
Теги: Издательство «Азбука»Стефани Меррит
Подборки:
0
0
4330
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь