Владимир Березин. Путевые знаки
Смотритель явился наутро, видимо, после бесед и молений. Он оказался мальчиком лет семнадцати. Семецкому это, впрочем, казалось естественным. Обернувшись к нам, он объяснил, что тут давно сложилось наследное служение — это уже внук того смотрителя, что застал Катастрофу. Должность смотрителя заключается в том, чтобы быть посредником между растениями и людьми. Оттого на близлежащей «Петроградской» жизнь поставлена крепко и прочно. И с поверхности подземный народ снабжается растительной пищей. Причём вполне себе годной, не активной. Мы попали на станцию как раз во время заседания Станционного Совета — лучшие люди подземного городка решали вопросы жилищно-коммунального толка в кружкe под изображением Царицы ночи. Они тихо переговаривались, и к ним никто не подходил близко, чтобы, не ровен час, никто не услышал ботанических тайн.
Станционный Совет поэтому напоминал мне собрание кардиналов во славу могущественного кактуса.
Я попросился посмотреть на оранжерею, и смотритель с видимым удовольствием сказал, что ночью это могут делать только посвящённые. Но вдруг оказалось, что смотрителя стал просить за нас начальник станции и Станционный Совет. Я догадывался, что дело не во мне, а в Математике, он нажал на какие-то свои хитрые рычаги, и смотритель, скрепя сердце, повёл нас в сумерках наружу.
По дороге я спросил его о мутировавших росянках. Очень мне хотелось понять, не едят ли дельта-мутировавшие растения людей вместо мух, хотя из книг я знал, что на самом деле они-то и мух по-настоящему не ели.
Мальчик страдальчески закатил глаза, всем видом показывая, что вот послал Бог первого в жизни москвича, да и тот оказался идиот.
— Отчего нам всё время видятся растения-людоеды?! Это всё городские легенды, это всё от невежества. У нас симбиоз! Симбиоз, понимаете? Нет ничего прекраснее, чем симбиоз человека и растения. У меня ведь и должность такая: не надсмотрщик, а смотритель. Я смотрю и наблюдаю, но никогда не позволил бы себе думать о растениях как о людоедах. Симбиоз — вот что главное, это и позволяет нам прокормиться...
— Ну да, — пробормотал про себя Владимир Павлович, — сбор грибов по всему телу.
Смотритель не расслышал его фразы и оттого сказал нечто странное:
— Нет-нет, с грибниками мы боремся.
Мы церемонно сели в оранжерее, опутанной стеблями, и смотритель зажёг старинную лампу.
Огромное растение действительно медленно открывало свои цветы, похожие на большие белые солнца, те, что я видел в книжках на детских рисунках, — с лучиками вокруг, редкими и острыми.
Математик достал из мешка странный прибор и поводил им близ основания кактуса. Смотрителя несколько повело от такого святотатства, но он смолчал.
Вдруг Ночная красавица выпустила какое-то восьмигранное щупальце, и меня обсыпало ванильной пыльцой.
Я вскочил, отряхиваясь.
Смотритель поражённо посмотрел на меня. Но он смотрел на меня не как на безумца, осквернившего храм, а как на избранного. Оказалось, что это великое счастье и метка на всю жизнь. Я только ухмыльнулся.
Математик был чёток и непреклонен — я в который раз подивился его умению вставить свой вопрос, просьбу или требование в нужный момент. И сейчас он придвинулся к смотрителю и вкрадчиво начал:
— Мы ищем женщину по фамилии Сухова. У неё должна быть ещё дочь лет двадцати.
Он сказал это так, что все поняли: таким важным людям, как мы, просто необходимо найти неизвестную женщину.
— Сухова? Сухова у нас точно была, но она умерла лет пять назад.
— А дочь?
— Дочь жила у нас на «Петроградской», да потом её сманили грибники.
— А что за грибники?
— Да наркоманы. Они тоже пытались договориться с Садом, но ничего у них не вышло. Для разговоров с Садом необходимо не просто знать язык, а понимать ритуалы разговора. Но грибники все живут на Дыбенко. В смысле на станции «Улица Дыбенко». Стойте... А вам зачем? С какой целью спрашиваете? Грибами интересуетесь?
— Вы меня удивляете, — жёстко сказал Математик и повторил: — Вы. Меня. Удивляете.
И было понятно, что это не просто «нет», но и «как вы могли подумать?».
— Ну ладно, — сдал назад смотритель.
— Девочка ушла к грибникам, а это значит, что ей осталось жить года два-три. Впрочем, я её с зимы не видел. Может, её уже остановил где-нибудь Кондуктор. — При этих словах смотритель зябко повёл плечами.
«Эк они боятся этого своего Кондуктора», — подумал я.
— А где сейчас эта девочка? — опять очень вежливо, но твёрдо вернулся Математик к теме разговора.
— Есть одно место к югу отсюда, в сторону «Горьковской». Там, около Австрийской площади, они и живут. Вот здесь... — Он ткнул веточкой в карту. — Только там убежища слабенькие, место гниловатое, и вам девушку уже не спасти.
— Спасибо, нам очень важно было услышать ваше мнение, — с некоторым чиновным безразличием подытожил Математик разговор, и не понятно было, к чему относится эта фраза, то ли с иронией к «не спасти», то ли ко всему, что рассказал смотритель «Ботанического сада».
Возвращаться на «Петроградскую» мы не стали. Семецкий сначала думал остаться у дендрофилов, но после недолгих размышлений увязался с нами. Я ещё думал, не предупредить ли его, какой опасности он подвергается со стороны Математика. Уж если мы побаивались, не уберут ли нас в конце пути, если мы увидим что-то лишнее, то уж его, случайного попутчика, точно не пожалеют.
Но Математик отнёсся к Семецкому с одобрением, он явно хотел использовать его как одноразового проводника.
Правда, когда Семецкий решил прочитать ему в качестве подарка свои стихи, посмотрел на него таким взглядом, что поэт стушевался и забормотал что-то обиженно под нос.
Мы стали собираться в путь и прощаться со смотрителем.
— Слушайте, а где вы покойников хороните? — спросил я между делом.
— Что?
— Ну, типа, где у вас кладбище?
— Кладбище? Зачем? Мы их относим в Сад.
И я постарался больше ничего не спрашивать.
войдите или зарегистрируйтесь