Захар Прилепин: литература как вопрос политики

«Грех» Прилепина стал в 2008 национальным бестселлером благодаря присутствующим в жюри прекрасным дамам. Интрига сохранялась до последнего момента, когда Эмилия Спивак отдала Прилепину последний, решающий голос, сказав, что «голосовала сердцем». Так что на «Нацбест» Прилепину грех жаловаться, а он и не жалуется: говорит, что и компания номинантов подобралась достойная, и своих книг, благодаря премии, он продал немало.

— Как вам кажется, в какой степени сегодня литература может влиять на общественное мнение? Является ли слово — оружием?

— Литература, за исключением разве что лет восьми, с 1985 по 1993, на общество не влияла никогда. До революции общество в целом и читать-то умело не всегда... А сейчас умеет, но не всегда хочет. Литература влияет на 5-10 процентов мыслящих людей, этого достаточно... Оружие ли литература?.. Ну, не знаю. Вопрос из разряда «АК и РПГ — это книги или картины?»

— В чём, по-вашему, может заключаться преимущество слова в художественном произведении — над «прямым словом»: словом политика, словом публициста?

— Хорошая книга — вещь долгого действия. Что мы помним о речах, не знаю, Керенского или Родзянко? Сопоставимо ли их влияние с текстами Чехова или Горького? У художественного текста огромный охват; текст, прошу прощения, метафизичен. А политическая речь, политическая публицистика — это прямое действие, непосредственное, сиюминутное по большей части.

— Русская классическая литература  — Толстой, Достоевский, Чехов, — по сей день востребованы во всём мире. Решая вопросы, укорененные в национальной специфике, эти писатели всё же смогли найти язык, внятный не только русскому человеку. Удастся ли подобное современным русским писателям?

— Это во многом вопрос политический. Если бы литература была в известном смысле российской национальной программой — в том виде, в каком, например, в США является кино — ситуацию можно было бы изменить стремительно. У нас есть писатели высочайшего уровня: Алексей Иванов, Александр Терехов, Михаил Тарковский, Олег Ермаков... Я не говорю о состоявшихся классиках: Битов, Лимонов, Распутин, Белов, Маканин... Не секрет, что Нобелевская премия — это тоже политика. Давайте добьёмся того, чтоб Нобелевку дали любому из мной названных? Ситуация сразу изменится. (Это не моя идея, кстати, а Лёвы Данилкина). Проблема не в том, что язык названных мной писателей не интересен западному читателю. Проблема в том, что Россия в нынешнем её состоянии не очень интересна; мало того, интересной она и не пытается быть.

— С чем вы связываете общее ослабление интереса к литературе?

— В России? Некогда читать. Одни зарабатывают деньги, другие забросили надежды их заработать — у них на водку-то нет, какая ещё литература... Исчезла вера не только в литературу, а вообще в Идеалы, в наличие Смысла. Аполитичность, отсутствие интереса к литературе, рост самоубийств — это не то, чтоб вещи одного порядка, но всё это «рифмуется».

— Могут ли литературные конкурсы оживить литературный процесс?

— Да, они оживляют насколько могут. Слава Богу, что они есть, эти конкурсы.

— Чем стал для вас «Национальный бестселлер»?

— Праздником, чем же. Я продал по 50 тысяч экземпляров (чуть больше или чуть меньше) каждой своей книжки, не только «Греха» за который получил премию. Чего тут желать ещё. Хорошая премия, приятная. И компания лауреатов в основном хорошая.