Дмитрий Быков: проза с сентября по апрель

За всю историю существования премии «Национальный бестселлер» трудно найти писателя, к которому меньше бы подходил девиз премии «Проснуться знаменитым». «Человек-оркестр» Дмитрий Быков — чемпион по количеству попаданий в шорт-лист «Нацбеста»: «Оправдание» (2001), «Орфография» (2003), «Эвакуатор» (2005), «Борис Пастернак» (2006), «ЖД» (2007). Победителем Дмитрий Львович стал в 2006 году, но все перечисленные произведения, кроме «Оправдания», получили какие-нибудь другие премии. Поэтому, наверное, и трепетного отношения к премии у Дмитрия Львовича нет: самое яркое впечатление — запуск заводного кролика.

— Сегодня на западе поэтическое искусство представляется чем-то маргинальным: поэзию вытеснили, в частности, различные словесно-музыкальные формы творчества. В развивающихся странах (в англоязычной Африке) поэзия переживает расцвет. Какое место в этой перспективе вы отводите России?

— России предстоит осознать, что единой эстетической шкалы больше нет, что у каждого социального слоя (а они у нас традиционно разнесены и почти не пересекаются) — не только свои представления о добре и зле, но и своя поэзия. Окончательное разделение официальной и неофициальной культуры мы пережили в семидесятые, сейчас окончательно осознаем расхождение коммерческой и серьезной литературы, все отчетливей понимая, что компромисса нет, но одна шкала ценностей не отменяет другую. Видимо, придется смириться и с тем, что вердикт «Это не поэзия» больше, мягко говоря, не хиляет. А что является поэзией — то есть наиболее компактной, запоминающейся и точной формулировкой того, что все чувствуют, но никто не смог пока выразить, — будет решать исключительно время. Поскольку запрос на такие формулировки весьма ощутим, поэзия будет востребована, читаема и обсуждаема.

— Лично для вас, как для поэта, имеет ли значение, как в целом обстоят дела в окружающей вас литературной среде? Для вас важно, чтобы ваша поэзия была прочитана многими?

— Слава Богу, мои контакты с литературной средой всегда ограничивались дружбой с теми, кто мне интересен. Основная моя среда — коллеги: журналисты, кинокритики, педагоги. Нравы в литературной среде волнуют меня примерно в той же степени, что и чистота в кафе, где я обедаю: там могут находиться приятные или неприятные мне люди, — мне с ними не детей крестить, — но желательно, чтобы не бегали тараканы.

— Чередуются ли в вашей жизни и творчестве «поэтические» и «прозаические» периоды, или поэзия оказывает на прозу подчиняющее воздействие?

— Чередуются главным образом в зависимости от времени года. Проза пишется обычно с сентября по апрель.

— Един ли «образ автора», стоящий за тем что вы делаете в поэзии, в прозе, в журналистике, — или всё же это разные образы автора?

— По-моему, един, но у этого автора бывают разные настроения. Тот, кто сочиняет стихи, мне симпатичнее и понятнее. Про того, кто сочиняет прозу, я знаю гораздо меньше.

— Как вам кажется, в какой степени литературные конкурсы выхватывают из литературного процесса именно то, чему действительно суждено остаться — если не в веках, то по крайней мере в памяти одного-двух поколений?

— Сегодня вообще изменилось понятие «остаться». Остаться суждено всему — благодаря радикально возросшему количеству носителей. Иной вопрос — всегда ли конкурсы высвечивают то, что действительно достойно внимания. Не всегда. Но я бы и не преувеличивал их роль: сегодня читают не то, что победило на конкурсе, а то, что нашумело, срезонировало с душевным состоянием читателя или критика и т.д. Не припомню, чтобы какая-либо литпремия определяла мой личный круг чтения.

— Как лично вы относитесь к присуждаемым вам литературным наградам? Какие воспоминания оставил по себе «Национальный бестселлер»?

— Особенно дороги мне «Семигранные гайки» АБС (премия братьев Стругацких). Тут мне нравится все — от способа голосования до процедуры вручения. Самым ярким воспоминанием от Нацбеста остается запуск заводного кролика на сцену совместно с Ирой, тогдашней пиарщицей «Амфоры» — в 2003, кажется, году.

— Несколько лет назад вы очень ярко изобразили москвича и петербуржца: вспоминается ваш рассказ о том, как на Невском вы ловили машину с Аствацатуровым, — пока вы во всю размахивали руками, он просто шёл и ждал, пока они остановятся сами... С тех пор менталитет петербуржцев, по-видимому, мало изменился. Отражает ли особенности петербургского характера проводящийся у нас конкурс? Можно ли говорить о петербургскости «Национального бестселлера»?

— Думаю, отражает — в том смысле, что Петербург до сих пор считает себя нонконформистским городом без особых на то оснований.