Анастасия Семенович. Мультивитамины

Анастасия Семенович — искусствовед, журналист. Фрагменты своих текстов публикует в телеграм-канале «Поток», заметки про искусство — в «бесполезном гуманитарии». Публиковалась на порталах «Кольта», «Батенька, да вы трансформер»,«Нож», «Фонтанка» и «Тинькофф Журнале».

Сергей Лебеденко и Артем Роганов: Фраза-рефрен «В России надо жить долго» была для Корнея Чуковского оптимистичной. Он успел пострадать от советской власти и оказаться ею реабилитированным. Но у автора рассказа «Мультивитамины» никакого оптимизма нет: есть лишь хмурый Петербург, пустеющая упаковка магния и февраль, поставленный на паузу. Программа действий на репите: использовать мазь для лица, поухаживать за растениями, позвонить клиенту-художнику. Детальность описаний тут доведена почти до хармсовского абсурда, но в том и цель: когда мир как будто бы сошел с ума и лишился смысла, хочется этот смысл найти в мелочах — даже если спасением будет пузырек «Мультивитаминов для сияния лица».

МУЛЬТИВИТАМИНЫ

Говорят, «в России надо жить долго». Это долгота февраля, последнего темного месяца зимы, в котором вода столько раз оттаивала и замерзала, что обессмыслилась и помутнела. Новогодних огней больше нет, ягоды с рябины во дворе съели птицы. Снег осел и посерел, цвета в мире уже нет, света — еще. Остались вода и холод солнце: пока еду в троллейбусе, оно лежит на мосту, не слепящее желтое, а тлеющее, малиновое. В греческих мифах слепящей, раскаленной добела была колесница титана Гелиоса, а красно-малиновый огонь — с русских икон, где возносится на небо пророк Илия. Илия не был титаном и вознесся живым — наверное, поэтому его огонь тлеет, как февральское солнце. В феврале больше всего хочется маленьких, мелких даже поблажек: поехать на такси, когда можно на метро, купить в «Ленте» продукты без скидки.

Я трижды, как святой водой, капаю из стеклянной пипетки на скулы и лоб сывороткой «Мультивитамины для сияния лица». Лицо мокрое — между зоной прилета аэропорта и такси я попала под дождь, капля смешно болталась на носу и не падала. Потом, в машине, с мокрых волос по шее текл, холодило. Дома в душе холодную уличную воду смыло горячей домашней. В ванной стоял густой пар, я завязала на голове полотенце и возила пальцами по щекам, втирая мультивитамины. Сыворотка пахла чем-то детским — или порошком, которым мама стирала мои вещи в детстве.

Таксист, который привез меня домой, был из Душанбе. Его жена работает пекарем на небольшом производстве, из-за моего заказа он не смог сегодня забрать ее после смены, хотя обычно старается — и теперь они вернутся домой по отдельности. Ей придется дойти до метро, ехать с пересадкой, потом выйти и снова пересесть — на автобус.

Он мог бы успеть — я была в машине в девятнадцать, жена заканчивала работать в половину восьмого. Если бы мы ехали по платной дороге в объезд города — он бы успел. Это быстро и вовсе не дорого. Но при заказе я уточнила — «через город». Я не видела его неделю, мне хотелось ехать через центр, стоять на светофорах, смотреть, как дождевые капли ползут по стеклу, как низкое небо лежит на портиках и карнизах, и его держат раздувшиеся от влаги колонны; как люди в капюшонах идут, наклонившись вперед, будто бодаясь с ветром.

Приложение показывало, что «время в пути: один час пять минут». Мы стоим на светофоре под дождем, в каплях на стекле отражается красный свет — таксист не успеет к жене. По платной дороге он отвез бы меня за двадцать минут, но мне хотелось увидеть город. Заказывая такси, я не знала про жену, он принял мое желание ехать через город как данность, но все равно смотрел на часы. Я могла бы сказать «давайте в объезд, мне все равно, а вы сможете забрать жену». Пока я об этом думала, мы ехали по прямому сталинскому проспекту, карнизы и портики советского ампира сменились неоклассицизмом XIX века. Его жена, наверное, уже дошла до метро. Таксист рассказывал про Душанбе — что там слишком жарко, а он любит прохладный климат, что Петербург очень красивый — он тут уже шестнадцать лет и все еще рад его видеть. Тут интересно, говорит таксист: все красивое сохраняется, как в музее, а остальное меняется, и не сразу поймешь, хорошо это или плохо. В России надо жить долго, говорит таксист. Я спрашиваю, считает ли он, что прожил уже достаточно долго. Еще нет, улыбается он.

В тот вечер у меня закончилась сыворотка «Мультивитамины для сияния лица». Без нее кожу на лице утром стянуло. Я ругаю: себя — за то,что не заказала заранее еще один пузырек, и вчерашний самолет — за сухой воздух. Теперь кажется, что каждый день я старею, кожа все более вялая, а веки все тяжелее. Я все дольше сплю и все позже просыпаюсь, мне лень мыть посуду, нет сил опрыскивать из пульверизатора юкку и три драцены, и их листья желтеют и сохнут, как моя кожа. Я легко вынимаю хрупкие листья из копны, и она редеет, теряет зеленую массу, ради которой я покупала этот цветок.

Я вспоминаю, что надо пить витамины и спрашиваю в аптеке магний, потому что он помогает «от нервов». 

— Смотрите, есть магний, есть магнелис, ну этот, из рекламы. На самом деле в нем все то же самое, он просто дороже.

— А какой есть магний?

— Есть просто магний, в синей коробочке. Производство Китай, но он хороший. И есть магний форте, правда тоже китайский.

Я хочу спросить, в каких еще странах делают магний, чтобы вопрос звучал приподнято и иронически, но у меня не получается сформулировать предложение и нет сил на иронию. Женщина продолжает:

— Так вам «форте» или обычный?

Собираюсь с силами, на это меня должно хватить.

— Давайте «форте».

Фармацевт говорит, что магний «форте» надо пить три раза в день, на упаковке написано — один. Про себя шучу, что, наверное, плохо выгляжу. Заказываю на «Озоне» два пузырька «Мультивитаминов для сияния лица». Как лицо будет сиять, если света нет, нечего отражать? «Само по себе, ярче всех» — поет певица Ёлка в песне про темноту. Надо же за счет чего-то сиять.

Вечером я долго переписываюсь с художником, выставку которого должна курировать. Обычно мне не нравятся художники — замкнутые, закомплексованные, они уверены, что я — человек, пишущий тексты — их обслуга. Что мне не дано их понять, но я должна служить их таланту — хотя они редко бывают по-настоящему талантливыми. Общество к ним пренебрежительно-снисходительно, художник социально слаб. Загнанные в угол, они унижают тех, кто вынужден быть с ними рядомработать, жит, И всегда пропадают, не отвечают на твои сообщения, а потом обвиняют тебя: это я должна была понять, помочь, понянчиться с ними.

Этот художник совсем другой: он живет в Дании, учит людей рисовать и ездит в Египет заниматься дайвингом. Говорит, как важны солнце, свет, питание, энергия, ясная голова. Художник считает, что, когда есть солнце, вставать рано утром легко и приятно, и это помогает быть продуктивным. Я очень ему завидую. С ним легко и интересно.

Пока мы говорим, я смотрю на покосившуюся диффенбахию — тонкий ствол, несколько мелких листьев на макушке. Она стояла в темном углу, и листья измельчали, я переставила ее под подоконник, и они засохли из-за батареи. Скрученный трубочкой блестящий новый лист выбирался на свет — наверное, он мог быть первым большим, родившимся на солнце. Но засох прямо так — скрученным.

Пальма давно не была красивой, но на ее макушке висела гирлянда с фонариками. По вечерам я включала ее и представляла, что я в Хогвартсе. Поговорив с художником, я взяла на кухне нож — острый, с ручкой из красного дерева, сделанный моим дядей — и отрезала ствол диффенбахии, оставив в горшке пенек. Скоро от него пойдут ростки: пальмы живучие. Я расчленила ствол и бросила три зеленых обрубкав чашку с голубыми рыбками — давать корни . Перевесила гирлянду.

От стресса на шее выскочили прыщи — сначала один, который я маскировала, потом еще несколько. Так много их не было с тех пор, как я училась в девятом классе и ела вредную химическую еду. Теперь я давно избегаю сахара, в холодильнике грейпфруты и сельдерей, а прыщей все больше. Мультивитамины не помогают. Мама говорит, это из-за нервов и плохого сна. Обычно я сплю, как медведь, — подолгу и крепко, а теперь — мало и тревожно, просыпаюсь, когда птицы прилетают на рябину без ягод во дворе и щебечут нервными, высокими нотами. Интересно, если рассыпать под рябиной магний «форте» — они склюют его и успокоятся?

На ночь я пью магний и засыпаю с плотным слоем мультивитаминов на лице, а просыпаюсь с дергающимся глазом. Холодная долгота февраля продлилась в март — и он стал зимним, ледяным, не похожим на весну. У меня день рождения в марте, родители всегда говорили, что и характер у меня весенни — что бы это ни значило. В этом году придется родиться зимой: в холоде, без света и витаминов. Меня хватает только на то, чтобы слабо говорить февралю: уйди, пожалуйста, я помню, знаю, что в зиме, как в России, надо жить долго, жить в России — и значит жить в зиме, и, честно, я смогу, но чуть позже, дай мне, пожалуйста, отдохнуть. Ледяной ветер не слышит и летит дальше, если захочет — он заберет апрель и май, все лето, всю жизнь.

 

Обложка: Арина Ерешко