Дмитрий Попазов. Рецепт всевидящего прораба

Дмитрий Попазов родился 13 сентября 2000 года в РСО-Алания, село Сухотское. Окончил среднюю Моздокскую школу и поступил в Кубанский аграрный университет, на факультет прикладной информатики. Стихи начал писать в 15 лет. Когда переехал в Краснодар — стал писать чаще. Участвовал и побеждал на краснодарском муниципальном конкурсе «Свободный микрофон», финалист всероссийского поэтического фестиваля «Филатов Фест» и состоит в творческом объединении «КубАрт». Печатался в литературном журнале «Южный маяк» и групповом сборнике «Четвертая стража».
 

РЕЦЕПТ ВСЕВИДЯЩЕГО ПРОРАБА

Атлас

Розовым цветом малинника
Платье в траве у пруда.
Женщина ждет именинника
Из глубины живота.
Май распускается мошками,
Свод — головой малыша:
Атлас пинается ножками,
Он его не удержал.
Липкие волосы темные:
Начал свой путь пилигрим.
Ноги ее разведенные
Небо держали над ним.

***

Руки физически работающего мужика
Имеют загадочную природу натянутости
И наполненности.
Кости набиты
Песком и цементом
(Три к одному — рецепт всевидящего прораба)
Мышцы, залитые красной глиной
Обожженные матерцой и солнцем
Которое жжется острее
Когда не выпускаешь лопаты из рук.
Все натянуто кожей так что удивляешься
Как она не лопается, не обнажает
Весь этот Вавилон
В котором ночь —
Когда мужчина надевает строительную рубашку.
Вся рука исполосована линиями вен
Пухлыми, словно губы обиженного ребенка.
Господь не имел таких
И все-таки приложил немного фантазии
К созданию красоты, которую из зависти,
Увидя результат, решил впечатать в дерьмо
Асфальт
Бетон
Песок
Глину
Солому
И землю.
Мужчина, прости ему минутную слабость
Он всего лишь хотел гордиться
А ты — работай.

***

Порожденный Кули́биным, пропастью во́лчею и Авраамом —
Первородный питек, обрусевший господь с напомаженным шрамом.
Держит в лапе огонь, словно шею растерзанной в кашу цесарки,
Отвернувшись от сварки.
Наливай мне своей первобытной водицы, реликтовый дурень;
Подмешай мне туда среднеру́сские гро́зы, еврейские бури.
Я твой сын — это значит — я тоже смогу до финального вздоха
Не подняться с гороха?
И в застенках груди не расчешешь, не вытянешь душу воловью,
И рука почернела, хрипишь и надрывисто харкаешь кровью.
Потому ли сидишь, гематомы стянув проводами потуже,
Ожидая снаружи
Семидневного неба, с окурком в зубах и вселенной напротив.
Ты запомнишься ей: неприметен и слаб, лицемерен, юродив.
И закуришь еще, ожидая, что я захромаю на запах,
Без раздумий и страхов.

***

Где мой дом
Где он есть
Покажи
Там где ты
Даже если без дома.
Если я начинался во лжи
Эта ложь
Так нежна
И бездонна
Словно сон
И обрыв
И полет
Словно смерть
И рождение
Там же
Где я снова покину живот
Не заплакав ни разу
Даже.

***

Небо
Выдвигает тезис
Несокрушимости
Земли.
Земля выдвигает тезис
Неприкосновенности
Неба.
Я выдвинул нижнюю челюсть
И прикусил верхнюю губу.

Дефект речи

Чеавеку
Не произносящему букву Л
Дефекту речи,
Форме квадратного языка
Съишком грубого и заскорузъого дъя
Красивой и мягкой буквы.
Уыбнуться значит показать себя
Но в чеюсти выбиты все боковые зубы.

«Йистья йетят на йиловое объако къином»

Съова без подсказок становятся не нужны.
Скажи мне «Люблю»
Я усъышу «Убью»
Скажи мне «Любовь»
Я усъышу «Убавь»
Скажи мне «Кровавый»
Я усъышу «Кровавый».
Я усъышу все острые Р и на том спасибо.
Чеавеку не произносящему букву Л.
Понимающий все, никому не понятный
Когда говорит, но будто смеется
Как в каком-то
Французском романе.
И когда он захочет закончить
И сказать заветное «Боль»
Я усъышу «Бой»
И не дам ему это закончить.
Чеавеку
Не произносящему букву Л
Бой
Бой
Бой
Бой
Бой.

***

три мальчика
обступили четвертого
«будешь ссаться еще?»
четвертый действительно ссался в кровать
и его друзей страшно возмущало
что он еще не мужчина
и не умеет ссать на все вокруг:
себе под ноги,
на высокий забор
с другими пацанами
чтоб узнать кто нассыт выше
(древняя мальчишеская забава)
на извилины муравейника,
с обрыва в цветущие перелески —
чтоб успеть насладиться природой —
на пепелище костра
(на огонь веселее
но пацаны говорят, что нельзя
залупа будет болеть)
на цветы в палисаднике —
чтоб лучше росли —
обоссывать трупы животных
(особенно весело найти череп коровы
и целится в бездонную черноту глазницы).
особо умелые и крутые
ссали против ветра
(кто скажет в чем разница
если можно нассать на штаны
не вставая с кровати).
кстати сказать
один из мальчиков повзрослев
поступил на управляющий пост в администрации
и выучился обоссывать себе штаны
на муниципальном уровне.

трое мальчиков обступили четвертого
«че хнычешь? отрежем тебе хуй и нечем ссаться будет»
и стянули с него штаны.
чья-то бабушка успела как раз к тому
как мальчика пилили ржавым ножом
а он закрыв лицо руками
стоял и постепенно терял
веру в свой член
и остальное человечество.

***

Видишь мужчину наоборот:
«Уничжум»
Видишь женщину наоборот:
«Унищнеж».
Словно у обоих набиты рты
То ли любовью
То ли нежностью,
И слышится будто
Мужчина-наоборот
Произносит «Унижу»
А женщина-наоборот:
«Унизь нежно».
И оба произносят любовь и нежность
«вобюл»
И «тсонжен»
И слышно «вобью»
И отдаленно то ли «сожжен»,
То ли «уничтожен».

ИЗ ЦИКЛА «МАРИЯ»

На последний сеанс приходят быки с головами людей —
Реверсивные минотавры, нагие по пояс, —

Их гениталии бьются об тяжкую плоть темнолесья,
Наскоро обращенную в ноги, копыта и брюха.
Все лабиринты разломаны кряжистым ветром,
Все тонконогие мальчики были растерзаны морем,
Но минотавры приходят на уличный кинотеатр,
Чтобы взглянуть хоть одним человеческим глазом,
Как из клубочка заботливо бабушка вяжет
Теплые шапки, ведь холодно, холодно, холодно, хо…
Хочешь, я им подарю путеводный клубочек?
Нам он не нужен, мы ведь уже оказались на месте;
Что нам до этих быков, безобразных и голых.
Им поменяли местами тела и вписали
В эту историю, в эту историю нашу.

***

Огни к фонарям приморозило.
В квартире топили хотя — бррр.
Мы пили губами молозиво
Коровы, родившей ноябрь.
Как сказочно это, евреечка,
Сказать по-французски — ма шер,
Что космос диаметром с семечко,
А семечки — это кошер.
Пружина скулит неприкаянно,
Когда, залетев на кровать,
Танцуешь ты Хава Нагая, но
Умею ли я танцевать?
Небесная память изранена —
С допроса ее привели;
Я вижу в ней храмы Израиля,
Я чувствую губы твои.
Танцуй же, пустынное кружево
Песка и небесных светил,
Чтоб время меня обнаружило
С твоим завитком на груди.

***

Меня от твоей шеи даже клещами не отдерут.

Когда ненависть вскипает смолой
Высвобождая всех доисторических насекомых
Выводя их словно перьевой ручкой
На моей белой коже
Выводя их из анабиоза тысячелетий
Выводя их многомиллионные популяции
Из себя.
Насекомые выползают обволакивая неровности
Контуры и выпуклости,
Темно-бурой каплей поглощая в щетинки
Хитин, колючие усики, лапки и сдавленный
Влажный
Писк.
Они сошьют мне мундир из тел своих
Сороконожка свесится аксельбантом до пола
Два палеозойских клопа лягут эполетами на плечи
Стрекоза обовьется вокруг худосочной талии
Обратившись ремнем.
Когда меня полностью захлестнет
И тяжелая насекомая магма вспенится по гортань
Я облизну губы и представлю тебя напротив.
Ненавижу мир.
Ненавижу насекомых.
А тебя люблю.
И все тут.

***

Язык на изгиб руки положи мне:
Ночь распушилась — ни зги, ни стен.
Вот-вот потолок на лицо налипнет.
Смех: безымянная — гуимплен.
Я сделан из пены, земли и мускул —
Ты из угля, молока и трав,
Таких, что я высечен, бел и тускл,
Выжат, растерян, умыт, неправ.
В горниле квартиры руда и копоть,
Губы, ключицы, колени — сплав —
Все то, что мы сами теперь потрогать
Сможем, лишь только глаза убрав,
Затем, чтоб не видеть огня. Решили
Света не видеть — я свет сотру.
Язык на изгиб руки положи мне,
Словно вовеки не быть утру.

***

Грозарий пах то яблоком, то медом,
И бил в глаза наотмашь, на ходу.
Моя непримиримая природа
Ведет разряд от горла к животу.
Цветы горели празднично, иссиня-
Черничной кожей трогали мою.
Какое всемогущее бессилье —
Когда стоишь у неба на краю —
Впускаешь электричество под веки,
Во влагу сердца, в кровеносный ил,
Куда грозарий выпустил побеги
И сердце мне цветами заменил.

***

Определив случайность падения яблока,
Я захожу в полутень и смотрю на сад —
Глазами Иакова,
Вымоленного назад.
Я сочинил эти сказочные деревья,
Вымытые купоросом, инкрустированные росой,
Которой ревел я
Маленький и бо(ль)сой.
«Я залезаю на дерево» — так начинался вечер,
Так начиналась песня на вымышленном языке,
И тонкие плечи —
В ласточкином молоке.
Прыгали мошки по лбу, сосед надрывался матом,
Я доедал закат из ласточкиного гнезда,
И ласточка рядом,
Кажется, навсегда.