Евгений Мартынов. Дыханию взамен

Евгений Мартынов родился в Санкт-Петербурге. Учится в РГПУ им. А. И. Герцена. Публиковался в журнале «Урал».

 

ДЫХАНИЮ ВЗАМЕН

 

***

недостроенный бежевый храм
никогда не достроят и бог с ним
гармоничность пластмассовых рам
и креста золотого не просит

я и сам ничего не прошу
я рассыпан как мелочь по курткам
сонным взглядом как жалом вожу
остановкам кивая как шуткам

говоришь где ты был или где
все три месяца кашлял в бумагу
это вилами да по воде
я и сам скоро на воду лягу

не читаю не думаю вскользь
о тебе о тебе дорогая
пролетевшее в общем насквозь
эта строчка должна быть другая

но опустим и этот грешок
порешаем на том что цитата
отражает любовь хорошо
и висит над строфой как пиньята

из которой — надрежь — полетят
твои слезы румяные вместе
с этой курткой голубо-небесной
заскриптованный видеоряд

 

***

сегодня читал введенского
военные песни пел
и мысли крошил недетские
на эту строфу как мел

читал бы еще введенского
чуть больше бы их имел
и песни бы пел недетские
совсем бы иначе пел

 

***

Может, на дне колодца

Белого неба лед

Звонко меня коснется

И завершит полет.

 

Чья-то рука сухая

Дождь соберет с волос,

Чтобы, сошедши с края,

Эхо я произнес.

 

 

***

Рябина ревнует меня к тебе,
Поэтому видишь ее везде
Оранжевой, красной, в колючих листьях,
В московском парке, в последних числах
Прохладного августа, я вот-вот
Отправлюсь бегать в строю весь год,
Стрелять по плавающим облакам,
А, может, я их приберу к рукам,
С собой привезу в плечевом кармашке,
И гад-старшина меня спросит дважды:
«Какие еще, мать твою, рябины?
Пиши о дроздах, небесах и глине».
Я сам не знаю, зачем пишу,
И что в действительности ношу
Под флагом в том плечевом кармашке.
Наверное, фантики и бумажки.

 

***

Тане

наливай мне еще
губы шея плечо
заколдована пьян
там разбили стакан
тет а тет визави
небо цвета любви
то есть черно-любой
тьма любуется мной
желатиновый свет
запах древних монет
в переходах в ночи
потеряла ключи
дым вокруг фонаря
это нимб это я
не усни на плече
сбрось звонок от мч
я соврал обо всем
это явь это сон
это страх или смерть
будет в окна смотреть
свет зернистый в глазах
ты красива в слезах
vhs ли чб
я не верю себе
как солдату в метро
твоим картам таро
гороскопам постам
дай одеться гостям

 

***

[63 пересланных сообщения]

Мартынов Евгений, сегодня в 2:58

уже 37.4
напиши мне когда проснешься
что сказали врачм
про панкрнатит
не пошел на встречу с вузовскими
посссорился со всеми с кем было можно
прости это руки замерзли
а еще я опять пью
осень на вкус как этот амстердам
обещал посвятить тебе стихотворение
про самару после отчисления тоже помню
придумал метафоры связанные с тобой
я хотел бы смотреть на тебя через зоркий 4
и
деревья накрашены твоим максфактором
но они никуда не пойдут
потому что
я не умею править черновики
и если бы я умирал
то ничего не написал бы
интересно что все невыговоренные мысли
уйдут со мной
как будто я забираю вещи
на это можно не отвечать
дара
мне давно не было так
год назад всю подобную музыку кино и тексты
я от себя убрал
думая что
с поэзией они не имеют ничего общего
было какое то странное понимание поэзии
как чего то чистого
возвышенногоно
тогда я не смог бы объяснить
что вкладываю в это слово
первый раз я послушал этот альбом
лет в 16
сидел на этой же скамейке
разбил телефон
из за клипа «тебе стыдно» долго не мог уснуть
в нем не меньше бога
и я ничем не смогу ему помочь
в этом ощущении есть какая то маленькая
измученная радость
не в том что не смогу помочь
а в том
что меня что то давит
я уже все упустил
небо цвета мутной воды в ведре у уборщицы в поликлинике
а у времени бледно желтый цвет
и совсем не понятно
почему овсянкин со мной резонирует
но менее понятно то
что с этим делать
и как об этом говорить
чувствую отравляющее желание
благодарить тебя
об этом я говорил
когда писал про бога
ты чудо
а я смешон как светящиеся кроссовки
пойду напьюсь

 

***

Почему ты уходишь, куда ты решился идти,
Ночь лежит головой на сугробе в размокшем снегу,
Передай за проезд, перебранок трамваев, пути,
Обернись на секунду, я вспомнить тебя не смогу,
Как безумные флаги, бредут облака в полусне,
Рыбий взгляд фонарей, Петербург, на забрале лица
Лоскуты их багровые, профиль на рыжей стене,
Дермантин, коридор, левой-правой и вниз до конца,
Отдаленно, в анфас наблюдая ступени и свет
Коммунальный, смотря, как топорщатся ребра перил,
Пробегая по ним, видишь бабочку в стопке газет,
И на крыльях ее, как в дыму — «просто думал и был»,
Уходил по стене, в облаках заблудилась луна,
Стрекотали дверные звонки в голове при ходьбе,
До двери, правой-левой, во сне, в духоте, и красна
Ручка этой двери, будто кто-то поверил тебе.

 

***

совесть моя надорвана
сдавлена смещена
это наверно здорово
если ты польщена

завтра пойду за обувью
вымою сапоги
неба раскрытой прорубью
дайте кусок фольги

нет витража и росписи
в жизни моей но есть
жалобный клекот осени
рваных деревьев спесь

выйдешь потом за барина
станешь потом женой
слово мое отравлено
вкус у него ржаной

корчится в пляске улица
скоро придет зима
значит планета крутится
значит крутись сама

совесть всегда печальное
город всегда в грязи
слово всегда начальное
и беленой разит

 

***

эпилог ты мило красишь ногти
я ищу луну в небесном дегте
я вчера не пил сегодня можно
вечером красиво утром тошно
узнавать себя в любой витрине
пей со мной пиши своей марине
что она хуевая подруга
если не пошла на драматурга
грузовик грохочет не по-русски
четырехколесные моллюски
пей со мной ты любишь эту строчку
за льняную русскую сорочку
слышать не хочу о тех поэтах
в водолазки на подбор одетых
говорящих ах а не прикольно
вечером забавно утром больно
звон стеклянный музыка противна
свежемолодежного мотива
грузовик заехал за аллею
написал стишок уже жалею

 

***

задушена перспектива
чешуйчатых невских вод
сатива вино сатива
успеем ли на развод

мелками рисует вьюга
тебе силуэт чадры
вот лирика петербурга
заказанная с гидры

антон наговицин в финке
и острикова в москве
скажи кузнецовой вике
сегодня я сплю в листве

стишочки марихуана
и академичность вод
и небо блюет стефано
закатом изящно рвет

 

***

исчезнут все исчезнет все и вымрет
и на пустых трамвайных остановках

останется дыханию взамен
поэзия и полиэтилен

 

***

чем тебе слезы девицы не топливо
для аппарата артикуляторного
для механизма переназывания
детских каракулей с доп рисования

чем тебя эта земля поцарапала
мальчик не мальчик из звездного табора
перечитай это первому встречному
не на что выпить печалиться нечему

 

***

леса зимнего почерк корявый
по колено в снегу
напивались какой-то отравой
целовали пургу
грели руки в прихожей аптеки
обсуждали его
и смеялись как древние греки
а теперь ничего
ни корявого почерка леса
ни тетради в твоей
милой сумочке с алиэкспресса
только тени ветвей
так похожих на письменность древних
только ветер сквозной
под корой облетевших деревьев
из моей записной

 

***

Отражая безвременье,
Будешь надорван, разбит
На отдельные части;
Ни одна из частей
Не найдет своего языка.
Потеряешь способность
Искать, беспокоиться, видеть,
Будешь только висеть
Над землей, не касаясь земли.
Ничего не коснется тебя;
Ты посмотришь на время,
И окажется, что опоздал
На пылинку в часах*.

*Твой зрачок отделен
От тебя этой самой пылинкой.
Постучи по ней ложкой –
Похоже на твердый фарфор.

 

***

Насте

Но как ты поняла, что я другой?
Что схвачен я неведомо откуда
Протянутой, неведомой рукой,
Ведомого ведущей на покой?
Как поняла, что та рука — оттуда?

Хтоническая, в общем-то, простуда,
Отрава, темнота, температура,
И снится мне какой-то город N,
Где спатьнельзя, попал, попался в плен,
И Лермонтов выходит на дорогу,
И Хлебников с туманом говорит —
Тоска, Евгений мой. Тоска, иврит.
Я ничего не отправляю Богу.

«Поговори со мной еще немного...» —
Я только под «Ванюшу» танцевал,
Я никого не спрашивал, не звал,
И сам, как брата, встретил бы вокзал,
Но рейса нет, везущего до Бога,
К которому взывают имена.
Мне снился сон: смотрела на меня,
Мы были у реки, какой-то мост,
И я три слова только произнес:
«Я не хочу», а ты не говорила,
Смотрела, но на деле — уходила,
На деле — я прощался, уходил,
Пустое небо, серое, вдали
Зеленый лес — темнело что-то, меркло —
Я развернулся и пошел к нему.

Но видел не деревья, а себя,
Как если бы смотрел себе вослед,
Как если бы я видел, как и ты,
Ту странную и тусклую фигуру
В коричневом, потрепанном плаще.
Все было смертью, называлось «смерть».
И ничего, и ничего, помимо.

Отдать дневник — короткий курс поминок.
Кому из нас придется полететь?

 

В подборке соблюдена авторская орфография и пунктуация.

 

Обложка: Арина Ерешко