Сергей Лепихов. Олег и Эвридика

Сергей Лепихов родился в 1990 году в Екатеринбурге, работает в рекламном агентстве. Входил в лонг-лист премии «САМиздам» издательства «РИПОЛ Классик».  Заметки и очерки о театре Сергея Лепихова публиковались в журнале «Академия Драмы».

Артем Роганов, Сергей Лебеденко: Как можно догадаться из названия, «Олег и Эвридика» Сергея Лепихова — рассказ с мифологической основой. Однако речь не о юмористическом пастише, напротив, заурядная, казалось бы, бытовая история, где рассказчица пытается увести домой с праздника загулявшего возлюбленного, постепенно обрастает трагическими коннотациями, обнажает красоту и безумие простого  квартирника. В этой камерной, но многоголосой драме похороны оборачиваются свадьбой, на сцену выходят завуалированные мойры и боги, а время изменяет своему линейному ходу. Ведь, как известно, миф и подразумевает отсутствие привычной нам последовательности.

ОЛЕГ И ЭВРИДИКА

Я говорю ему в затылок. Он отмахивается от меня, как от мухи, трясет в руках кости и бросает их, стучит нардами по доске.

— Олег. Олег. Пошли.  

Я отворачиваюсь, в комнате кошмарно накурено, дым висит слоями, хочется протянуть руку и отодвинуть его, как тяжелые занавески.  Пока Олег играет, толку к нему подходить ноль. Вздыхаю и иду назад, в комнату, где свалены все куртки, снимаю пальто, бросаю в общую кучу. Хочется забраться в эту кучу, как в детстве, и закричать — «Я спряталась!». Хотя бы как-то растормошить его, чтобы он, наконец, собирался.

Мы тут уже засиделись. Хозяева, конечно, не посматривают на часы, да и есть ли они у них где-то? Не помню уже. Нет, хозяева нам рады. Олегу рады, конечно. Я здесь так… на птичьих правах. Сиди, кушай, пей, жди. Передавай салат. Падаю на кровать, закутываюсь в свое пальто.

— А родители говорят, что нельзя тут лежать.

В дверях стоит девочка лет шести. В нарядном платьице, на голове пластиковая диадема. 

— Я просто устала. 

— Ну и что. Я тоже устала, но мне говорят, что здесь нельзя лежать. 

— Давай так: ты не говоришь, что я тут прилегла, а я не скажу, что ты тут тоже лежала?

Она подходит к кровати, сложив руки на груди, такая серьезная, и с хохотом прыгает прямо на чью-то шубу. Скачет на кровати, пока я покачиваюсь на матрасе, глядя в потолок. Она запыхалась и упала рядом. 

— Тетя, а тетя? Тебя как зовут?

—  Юля. А тебя?

— Полина. 

— И сколько тебе лет?

— Надо говорить, приятно познакомиться!

— Хорошо-хорошо, приятно познакомиться, Полина, — я жму ее холодную руку. — Сколько тебе лет?

— Много! Целых… — она смотрит на свои пальцы, загибает их, разгибает. — Вот!

— Ого, какая ты взрослая. А на кровати прыгаешь… —  я усмехаюсь.

— А вы на кровати лежите. 

— Устала просто. Мы уже давно должны были уйти. Мешаем тебе? Шумим там?

Она пожала плечами. 

— Ладно, лежи, отдыхай. Пойду, попробую дядю Олега забрать. 

 Я выхожу назад в зал, тихо прикрываю за собой дверь в спальню. 

— Олег! Олег, пора идти! Мы и так засиделись.

Он опрокидывает еще рюмку, морщится, закусывает. Даже не знаю, слышал ли он меня в этом гвалте, через смех, болтовню и лай собаки. Как соседи еще милицию не вызвали. Я пытаюсь протиснуться к нему, сидящему на диване, приседаю на краешек, тянусь к нему рукой.

— Мадам, позвольте! — меня берет за руку хозяин квартиры, — позвольте пригласить вас на танец?

— Нет-нет, я… — но он уже потянул меня с дивана, прижался ко мне. 

— Что вы? Отдыхайте, развлекайтесь, один танец буквально.

 На пиджаке у него серые пятна — пепел от сигарет. Вот кто тут дымит больше всех.

— Нам уже пора, мы и так засиделись. 

— Да ладно вам, еще столько вина осталось. Вам налить может? — он одной рукой пытается налить вино в бокал на столе, проливает под визг — «Андрюша!» — чертыхается и бросается вытирать пятно.

— Олег! Ну, едем, нет?

— Такси вызывай! Сейчас еще! Гитару дайте! — крикнул он. — Сейчас сыграю еще!

Я ухожу в коридор позвонить, щенок выскакивает за мной, путается под ногами, заливисто лает. В узком пространстве со всеми вазами на полу и шкафами его тявканье звучит так, будто за мной побежал целый выводок собак. Сонный голос диспетчера из телефона бубнит мне, что такси назначено. Захожу в зал — Олега нет. 

— А где Олег? — Андрюша подходит ко мне, машет рукой в сторону балкона. Да, там стоит, курит, завернувшись в плед. 

— А может, останетесь, Юленька? Постелем вам. Куда на ночь-то ехать?

— Нет, ну что вы. Пора уже ехать.

— Ну куда вы, Юля. Раскладушка есть, оставайтесь. Выспитесь.

— А Олег?

— Олежка-то? Ну что, поиграет, побесится, да тоже успокоится. Что, в первый раз что ли?

В первый? Сколько раз мы так тут оставались. Я краснею, глядя на стоящего на балконе Олега. 

— Ну? — Андрюша мягко берет меня за локоть, мурашки пробегают по моей руке. 

— Нет, слушайте, я такси уже вызвала. Нам в самом деле пора ехать. 

— Я поговорю с таксистом, давайте-давайте, Юленька, — он выводит меня в коридор. — Как приедет, я с ним поговорю.

В коридоре тихо тикают часы. Который сейчас час? Я верчусь по сторонам, пытаясь найти часы — тиканье раздается из-под выцветшей тряпки — кто-то набросил шаль на часы. Тянусь к ним и слышу тихое рычание — щенок бросается на мою ногу, кусает ее и слюнявит. 

— Зараза! 

— Фу! Оставь тетю! — Полина хватает щенка за шкирку, оттаскивает в комнату. — Укусил вас?

— Да пустяк. До свадьбы заживет.  

Полина насуплено мотает головой:

— Неа.

— Слушай, Поля, скажи… А в честь чего мы тут сидим? Что за праздник? Или?

— Так вы — праздник! — раздается позади меня голос Андрюши. — Олег приехал, вы. Чем не праздник? Поля, иди, закрой Кузю. Вы в какое такси звонили? Сейчас наберу им, чтобы отменили заказ.

— Но, нам в самом деле…

— Никаких «в самом деле». Ну, хотите, Жору позову? Жора вас довезет, в лучшем виде. Опять же, диван, если что разложим, — Андрюша тянет меня за собой в прокуренный зал. — Так, налейте Юляше! 

Мне суют в руки бокал с вином, пока я выглядываю Олега на балконе. 

— А где? 

— Тут же был.

— Где-то был…

— Вот только видел.

Удивительно, как можно разминуться в чужой квартире. Я подхожу к двери на балкон, по ногам дует сквозняк. Он? Нет, кто-то другой с бритым затылком. Он! Нет, кто-то другой прижимается к женщине на балконе. Не настолько же он напился, чтобы не разобрать.

— Вот, накиньте, — девушка набрасывает мне на плечи шаль. — Простудитесь.

— Да вроде не холодно. Не зима же. — улыбаюсь в ответ. Красная рамка дней на календаре на кухне съехала куда-то на бок, будто на нее уже давно махнули рукой. — А сегодня какое число?

— Уже завтра. 

— Кошмар, мы засиделись. 

Девушка кажется знакомой, я сама была такой же — угловатым подростком. Она берет у меня бокал вина, отпивает, глядя на меня исподлобья.

— Андрею не говорите.

— Ой, да ладно. Ты… вы… Олега не видела? — смотрю на людей, сидящих на диване, кто на спинке, кто на подлокотниках. Горланят, поют, прожигают сигаретами дыры в обивке.

Девушка качает головой, вздыхает.

— Пойду, может он в туалете.

Проталкиваюсь через танцующих, уклоняюсь от предложений на танец. В коридоре стало жарко. Кондиционер они что ли включили?  Стучусь в дверь туалета. Тишина.

— Олег?.. Ты там? Все в порядке? — аккуратно поворачиваю ручку. В ванной — три женщины, похожие, как сестры; одна, постарше, сидит на краешке ванны и рыдает, вторая, видимо, младшая из них — на четвереньках в платье ползает по полу, а третья, — средняя — утешает плачущую. 

— Ой, простите. Я не… Все в порядке?

— Сеееереееежкааа! — проревела женщина постарше.

— Сестра сережку потеряла, вот ищем, — сказала вторая с пола.

— Ничего-ничего, найдется. Куда она тут могла пропасть? — утешает плачущую средняя сестра.

— В рааааковииинуууу! — рыдает старшая

— Да как так? Сама говорила — на полу! — вздыхает младшая. 

— Найдется-найдется, что ты! — средняя поглаживает сестру по плечу 

— А что за сережка? Может, где-то в зале? — я замираю в дверях.

— Глааааз! — ревет старшая.

— Что? 

— Кошачий глаз. Серебряная,  — поднимает на меня голову женщина на полу. — Не видели?

Я мотаю головой.

— Найдется-найдется.

— А вы тут не видели… Олега? Такой бритый, на гитаре еще играл?

— Найдется-найдется… Чтоооо? Нет, не видели, — отвечают они хором. 

Пячусь, выхожу в коридор и замечаю, что зеркало в ванной завешано полотенцем. Поминки. Хоронят. 

— Кого? Везем-то кого? 

Я вздрагиваю — в коридоре стоит мужчина в кожаной куртке и кепке. С козырька, по плечам и рукавам стекает вода, словно он только зашел в квартиру после ливня. 

— Что? Вы из такси?

— Да. Хозяин где? 

— Жора! — Андрей вышел из зала, радостно раскрыв объятия. — Что ты, как? 

— Смена. Везти надо. 

— Ой, да хватит. Я до ваших дозвонился. Отменили заказ. Выпьешь может?

— Смена. Везти надо. Не этих, так других.

— Эх, какой ты… деловой. Давай тебе деньжат подкину, ложный вызов, все это. 

Андрюша полез в карманы пиджака, рассыпал мелочь по полу. 

— Вот, держи, — сунул купюры Жоре в руку, — точно не будешь? Веселей везти будет.

— Нельзя. Смена.

— Ладно, ничего, потом заходи, посидим, — Андрюша выпроводил таксиста за дверь, подмигнул мне. — Юленька, винца? У тебя-то не смена? Сейчас принесу.

На полу валяются две большие монеты. Доллары, видимо. Я подхожу к окну — за окном на яблонях появляются первые листочки. И никакого дождя. 

Холодная рука прикасается к моему плечу. 

— Вино вот, Юль. Что такое? — Андрюша вручает мне бокал с отпечатком красной помады.

— Кого хоронят?

— Что?

— Зеркала завешены. Часы завешены. Они вообще идут? 

— Никого не хоронят. Праздник же. 

— Какой? 

— Свадьба наша. Ну, не наша. Моя с ласточкой.

В зале кто-то берет аккорды, голоса чуть стихают.

— Андрюш, оставь Юлю. Смотри, какая она бледная. Ей на воздух нужно, — женщина выходит из зала. Невеста? — Она тут от вашего курева так посинеет. Ты ей еще и мой бокал всучил. 

Она забирает у меня бокал, отпивает вино. 

— Пойдем, Юль, выйдем на улицу. 

— Но Олег… 

— Ну что Олег, поиграет, успокоится, спохватится и выйдет. Что он тебя, потеряет что ли? Дай-ка,  — она снимает с меня фату. — Еще в прокат возвращать.

Мы выходим во двор, садимся на лавочку, под цветущей сиренью. 

— Вы… ты… Простите, что так все. 

— Все хорошо, Юль, что ты. Андрей у меня шутник. В детстве маму мою тоже разыграл, — женщина улыбается, смотрит на облупленные качели, песочницу. — Встретил ее на улице, сказал, дочь ваша пропала. Похитили. Мама в слезы, в истерику — «найду, убью» — а он расстегивает рубашку свою, говорит: «Убивайте! Люблю ее, не могу, украл и женюсь». А я тут сидела, в этом саду. Квартал от дома. 

Женщина покачала головой, глотнула вино. Вытоптанная земля на детской площадке усыпана опавшими лепестками сирени и яблонь. 

— Вот и женились.

За оградой двора виднеется кортеж — «Андрей и Полина, совет да любовь». Жора стоит и пытается прикурить, чиркает мокрой зажигалкой.

Я подошла к дереву и сорвала маленькое яблочко — только появившееся, зеленое.

— Пора.

— Ну, раз пора, так пора. Пойдем.

Мы поднимаемся назад в квартиру, гитарные аккорды сменяются щипками по струнам. Я подхожу к нему, дую на затылок. Он поежился, но старательно подбирает аккорды. 

— Холодно. 

— Олег, пора.

— Сейчас-сейчас. Еще песню.

— Олег, хватит.

— Что такое-то? Еще песню.

— Олег.

— Еще разок, ну.

— Отпусти меня.

— Еще…

— Олег, посмотри на меня.

— Нет.

— Отпусти меня.

Он поворачивается ко мне, размазывает слезы по лицу. 

— Нет. Нет. Нет. Я еще приду. Я еще приду. Я еще приду, слышишь, Юля! Эвридика!

 ***

Чистые бокалы стоят в шкафу.

Пустые бутылки, объедки — все смели со стола в черные мешки для мусора.

Все куртки разобрали из детской. 

Тихо идет секундная стрелка, с зеркал сняли полотенца.

В воздухе пахнет яблонями и сиренью. 

Я сижу и качаюсь на качельке. Она скрипит каждый раз, как я отталкиваюсь ногами от земли. Отталкиваюсь и лечу.