Марк Марченко. Алхимик и Дудь

Марк Марченко окончил Московский университет имени М. А. Шолохова по специальности «Европейские языки и культуры», где заинтересовался британской литературой и начал писать художественную прозу. С 2017 года Марк ведет литературный Телеграм-канал «Вам, чтецам». Сейчас Марк учится в магистратуре Эдинбургского университета по направлению «Средневековая литература и культура», пишет эссе и прозу на русском и английском языках. Его рассказы на русском были опубликованы в журналах «Вестник Европы» и «Дружба Народов», а первый рассказ на английском языке ожидает публикации в июле этого года.

 

Сергей Лебеденко и Артем Роганов: Человеческому устремлению подчинить себе природу столько же лет, сколько самому человечеству — и едва ли потеря равновесия от столкновения с коронавирусом положит этому устремлению конец. Об этом рассказ Марка Марченко — удивительно сплетенное повествование в духе Борхеса или Набокова, в котором пленником фантазий становится не только страждущий герой, но и сам читатель. Но при всем оммаже литературе магического реализма «Алхимик и Дудь» — рассказ прежде всего про людей, и сложно в жаждущем внимания и славы преподавателя химии не увидеть сатиру на знакомый типаж эпохи инстаграма и тик-тока: человека, главным мотором которого вместо сердца становится хайп. А вот норма это или нет — читателю предстоит решить самостоятельно.

 

 

АЛХИМИК И ДУДЬ

 

Ник (для будущих коллег из-за границы), Николаша (для матери), и Николай Алексеевич (для своих студентов и коллег) пробирался по хлюпающему серой московской грязью переходу под эстакадой. Как только он вновь вышел на свет божий, заморосил дождь. Он отряхнул заляпанные брючины, подошел к перекрестку, и его тут же окатило водой из-под колес пролетевшего «Инфинити». Ник сделал шаг назад — поздно, конечно! Снова отряхнулся, перешел дорогу и примкнул к стайке людей, которая прокладывала себе путь к метро через угрюмое осеннее Выхино.

В метро Ник с удовольствием прислонился к дверям с надписью «не прислоняться» и начал размышлять. На лице его играла улыбка — а зачем расстраиваться? Все идет по плану, и Ник четко знал, что его ожидает. Работа. Конечно, много работы — никто и не говорил, что будет легко. Он мысленно прогнал в голове тему сегодняшнего урока с Соней: введение-слэш-обзор высокомолекулярных соединений, общие свойства, заодно они пройдутся по синтезу и классификации полимеров. Это как раз-таки легко.

Женщина напротив, блондинка в розовом худи и с подкачанными губами, внезапно встретилась с ним взглядом. Да нет же, это он задумался и непроизвольно уставился на нее. Блондинка оглядела его сверху-вниз и демонстративно отвернулась. Невелика беда! У Ника большое будущее. Он усмехнулся. Нет-нет, он, конечно, не считал своих попутчиков недостойными его компании, да и метро — это удобно, ничего зазорного, но скоро ему больше не придется повторять одни и те же подземные маршруты — скоро он воспарит, да так высоко, что даже его студенты, равно как и его профессора, все они удивятся. Очень скоро. «Тамара Васильевна, Николай Алексеевич-то наш, слышали? А я знал, я знал, что он далеко пойдет! Нет, позвольте, я был его наставником, и это я разглядел в нем его необыкновенный талант. И ведь он сейчас вершит судьбами наук — не одной, всех! А какой скромный, кто бы мог подумать! Но я-то сразу его разглядел».

Вслед за ними… он уже не будет подрабатывать частными занятиями, не его уровень! Теперь только лекции на огромную аудиторию, да и то, если в своем университете — то только потому, что это его альма-матер, изредка, как заслуженный академик, в остальное время он будет посещать Стэнфорд, Эм-Ай-Ти, Оксфорд, Империал… Везде нарасхват. И, наконец, до простых людей, которым никогда и не было интересно, что же там такого происходит в фундаментальной науке, до них тоже дойдет, среди них прогремит его слава. То, чего он добьется, уже просто невозможно будет игнорировать.

И тогда, конечно, его захотят все. Его позовет Дудь. На всех у него времени не найдется, но вот к Дудю он пойдет — нужно заявить о себе как можно громче, нужно донести до людей те истины, которые он постигнет, нужно начать исполнение своего главного плана. И Дудь в этом поможет. О да!

Ник сделал пересадку на кольцевой линии, и, зажатый в углу вагона между престарелой дамой в дубленке и огнетушителем, добрался до Белорусской. Там он вышел, огляделся, чертыхнулся — опять вышел не к Белой площади, а к вокзалу — и побрел к улице Александра Невского.

Дудь позвонит ему сам — только переговоры напрямую. Несколько месяцев будут согласовывать встречу — сначала Ник в Израиле, делится опытом с коллегами из университета Тель-Авива, затем — Европа, Цюрихский университет — общая лекция для немецкоговорящих коллег с параллельным переводом на английский и французский (он иногда снисходительно, полушутя поправляет то одного, то другого переводчика, чтобы не смутить их, но и не дать им исказить ни одно из его слов), затем — Оксфордский клуб дебатов, где он выступает с лекцией о своем визионерском подходе к работе с метафизикой сознания, об основных гуманистических концепциях, движимый которыми он одарит к этому эмоционально и интеллектуально готовых новыми моделями мышления и приблизит для них век Процветания.

Он приедет в Париж, и через несколько дней — потому что он просто обязан сначала посвятить время неторопливым променадам по Латинскому кварталу, в магазинчике Vrin у Сорбонны прикупить томик «Размышлений» Блеза Паскаля, зайти на легкий ланч из Escargots de Bourgogne с бокалом белого, — пригласит Дудя в свою просторную рабочую студию недалеко от бульвара Сен-Жермен (какая игра слов!¹). Юру и его операторов он встретит в кафе под окнами его дома, они выпьют по традиционной чашечке café au lait, разговорятся — им, конечно, будет невыносимо интересно, поделится ли он своим секретом прямо во время интервью, — а он будет только загадочно улыбаться и скажет: «Посмотрим, посмотрим!»

Ника на входе в дом встретил охранник в кожаной куртке на черный костюм с белой рубашкой.

— Вы к кому?

Ник представился (пора бы уже и запомнить), назвал фамилию и номер квартиры, а затем еще и этаж — намекая, что он тут далеко не в первый раз. Охранник извинился — такая работа, всегда начеку! — и пожелал приятного дня. В лифте Ник осмотрел себя в зеркале, поправил галстук и зачесал челку.

На интервью с Дудем, конечно, он будет выглядеть более расслабленно: cвободного кроя светлые брюки, наполовину расстегнутая светло-голубая льняная рубаха с подвернутыми рукавами — молодой успешный художник, творец! И ведь это вполне соответствует его духу — наука и искусство, две величайшие деятельности, на которые способен человек, соединенные вместе…  Они сядут в его рабочем кабинете, операторы расставят свет, и — уже на камеру — Дудь поздоровается с ним и скажет: наконец-то ты даешь нам интервью, Ник!

Дверь ему открыла Соня. Вид у нее был как будто заспанный. Она была одета в короткие шорты и обтягивающую водолазку. Ник поправил очки, покрепче сжал ручку портфеля.

— Соня, здравствуйте.

— Николай Алексеевич, проходите, — она махнула рукой, прошла в прихожую размером с его спальню. — Родители уехали, мы с вами тут одни.

Как реагировать? Неужели… да нет, верно, такого бы они вряд ли допустили, если б думали, что она может… А кто знает… Ник поначалу растерялся, но потом все же решил про себя — он профессионал, и урок ему проводить в любом случае. Дальше — по ситуации.

Ник, скажет Дудь, мы, конечно, как и половина нашей необъятной — разведет он руками — о тебе уже немного знаем. Но расскажи, чем ты сейчас занимаешься, для тех, кто совсем не в теме.

Я всего лишь скромный ученый, скажет он, кандидат наук и сейчас уже почетный профессор Стэнфордского и Тель-Авивского университетов, поначалу — химик, сейчас немного математик, немного лингвист. А также я пока единственный алхимик, который добился подтвержденного мировым научным сообществом успеха, а именно — овладел мастерством алхимической трансмутации языка в знание.

Конечно, знающие люди (и даже Дудь) сразу поймут, как сильно он преуменьшает свои заслуги. Но все по порядку — тайну своего гения он будет раскрывать постепенно, шаг за шагом.

Соня пригласила его в гостиную.

— Сядем здесь, я выдвинула стол, чтобы было удобно.

Ник кивнул. Пусть. Он сел за стол, достал из портфеля пачку бумаги «А4» с конспектами, а также тетрадь для личных записей — на тетради было написано «Химия», на обложке нарисована простая круглодонная одногорлая колба и лицо бородатого мужчины с бритой головой и в очках. Нику целую коробку таких тетрадей — вместе с сертификатом на пять тысяч рублей в книжный — подарила мама, когда он поступил в университет, и, хоть его и смущала отсылка иллюстрации на обложке к известному американскому сериалу, Ник матери решил ничего не говорить, чтобы ее не обидеть. Да и тетради пригодились.

— Располагайтесь, я пока принесу вам что-нибудь, — сказала Соня. — Кофе, чай, или, может быть, что-то еще? Только у нас капуччинатор сломался, поэтому сейчас могу сделать только фильтр. Чай зеленый, красный, пуэр.

Нику показалось, что она сделала ударение на «что-то еще», но он решил оставить это пока без внимания.

— Пусть будет черный кофе, и два кусочка сахара, — сказал он, делая вид, что он просматривает конспекты их предыдущих занятий, и именно поэтому не смотрит в ее сторону. — Благодарю!

Дудь ухмыльнется и скажет, Ник, не стоит скромничать, я читал твое интервью американскому Форбсу, и пусть я там не все понял, но ты же главный претендент на Нобелевскую премию, а тебе нет и тридцати! Но давай по порядку. Для тех, кто не знает — ты в университете учился на химика, правильно?

Да, подтвердит Ник, я поступил на факультет фундаментальных наук со специализацией в химии, потом окончил магистратуру и аспирантуру.

Легко было учиться? Я слышал, что в твоем универе нужно быть — извини, конечно, — полным задротом, чтобы не выгнали.

Нелегко, признáет Ник, но это потому, что жил я тогда в Подмосковье, много времени уходило на дорогу до университета, к тому же я давал частные занятия студентам первых курсов, чтобы накопить денег на последующие исследования. Очень уставал. Забавно, с ностальгической улыбкой скажет Ник, но я даже сейчас припоминаю, как давно, лет пять назад, вел частный урок, а сам думал, что однажды мы вот так с тобой встретимся и я смогу рассказать о том пути, который уже прошел.

Вау, скажет Дудь, офигенно, конечно. Так и слушай, ты уже тогда знал, что поедешь в Англию заниматься алхимией?

Да, кивнет Ник, и готовился. Пока я учился в магистратуре и аспирантуре, я подтянул английский, выучил латынь и иврит.

— Да ладно! — удивится Дудь, — Скажи что-нибудь на иврите.

Ник с легкостью процитирует из, например, Книги Зоар или Сефер Йецира, и даст точный, элегантный перевод на русский язык². С ума сойти, только и скажет Дудь, это что-то из высших сфер.

Так и есть, скромно подтвердит Ник.

Хорошо, продолжит Дудь, ты выучил эти языки, закончил университет, и…?

Поехал в Кентский университет, что в Южной Англии, изучать средневековые манускрипты и заниматься практической алхимией. 

Ник отпил кофе из серой, нарочито грубого вида глиняной кружки. Он когда-то зашел в дорогую кофейню на Большой Никитской, в которой росли настоящие деревья, интерьер был выдержан в модных светло-бежевых тонах, и столы занимала куча хипстеров с новыми макбуками: там за такой кофе с него взяли двести тридцать рублей.

Соня села напротив, достала записи. Улыбнулась, или ему показалось? Вроде как, я за тобой присматриваю, пульс участился, краснеешь, в глаза стесняешься посмотреть. Или не стесняешься, тебе просто интереснее смотреть на что-то еще? Я все замечаю, и я не против, как будто говорила она. Но Ник твердо решил для себя, что думать будет только об уроке. Сбить его с толку — это надо сильно постараться.

— У нас сегодня высокомолекулярные соединения, они же полимеры, их свойства, классификация и синтез. Только давай сначала посмотрим на твое домашнее задание, если что-то непонятно, я объясню.

Соня кивнула и открыла учебную тетрадь.

Дудь, конечно, еще в самом начале интервью скажет ему: послушай, Ник, давай мы тем, кто нас сейчас смотрит и не может понять, о чем мы, все-таки кратко поясним, что такое алхимия и как ты ей занимался. Потому что у меня, например, такое представление, что это какая-то магия, ртуть превращается в золото, или какие-то древние врачи смешивают всякие зелья, чтобы получить эликсир бессмертия. Не внушает доверия. Но, судя по всему, все намного сложнее. Расскажи!

Ник сначала согласится, чтобы не ставить собеседника в глупое положение — в конце концов, Дудь не обязан быть достаточно эрудированным, чтобы понимать, что алхимия — не волшебство. Да, скажет он, ты прав, многие именно так и представляют себе алхимию. Есть еще легенды о том, как короли пили ртуть, чтобы обрести бессмертие, или участвовали в каких-то темных ритуалах. В этом была доля правды — раньше люди, действительно, шли путем проб и ошибок, и далеко не всегда эксперименты имели под собой научную основу — сохранилось много манускриптов тринадцатых и четырнадцатых веков, когда алхимия только-только пришла в Европу с Востока, в которых описания алхимических опытов соседствуют с нетрадиционной медициной или даже с инструкциями по практической демонологии. Скорее всего, проницательно заметит Ник, именно из-за таких историй сохранился миф об алхимии как о какой-то древней магии, к которой постепенно потеряли интерес с началом эпохи Просвещения.

На самом деле алхимия — это совсем не про превращение неблагородных металлов в золото или поиск эликсира бессмертия.

— А про что тогда? — спросит Дудь.

— Знаете, в чем состояла цель классического гуманизма? — скажет Ник. Это будет, конечно, риторический вопрос, и после неловкой для Дудя паузы Ник продолжит: — Главные мыслители эпохи Возрождения стремились улучшить человеческую природу, привести наши способности к идеалу, к образу и подобию Всевышнего, дабы настал золотой век — процветание, равновесие, баланс человеческих талантов и благ, Эдемский сад нашего времени, где никто не скажет «я беден». Именно так должно выглядеть торжество симбиоза науки и культуры.

Дудь будет поражен. Ну и ну, скажет он, оглянется на оператора за камерой, который как раз в этот момент споткнется о провод, пытаясь придвинуться поближе к Нику, чтобы лучше его слышать. Серега, — грозно скажет Дудь — снимай и не отвлекайся, потом в записи посмотришь! Ник понимающе улыбнется.

В корне алхимии лежит процесс трансмутации, продолжит он, превращения одного элемента в другой. И правы те, кто приводит в пример превращение олова в золото — это действительно было, согласно преданиям, возможно сделать с помощью философского камня, тайной субстанции, о которой говорил еще арабский алхимик Джабир ибн Хайям. Но это — лишь поверхность, метафора, которой соблазнились слабые до богатств люди.

И тогда Ник расскажет Дудю о пути, который он сам прошел после того, как защитил кандидатскую и поступил в английский университет, чтобы изучать и практиковать истинную алхимию.

Соне явно что-то не давало сосредоточиться. Она то отвлекалась на телефон — конечно, в руки не брала, но посматривала на экран, когда приходили оповещения, то трогала волосы, то вертелась на одном месте. Пытается привлечь его внимание? Дать понять, что ждет от него решительных действий? Ну нет, он не так прост, как кажется — парой трюков и обтягивающей водолазкой его не удивить. Профессиональная этика стоит намного дороже.

— Соня, так что с видами пластмасс? То есть, не пластмасс, полимеров. Из химических выделяют…

— Искусственные и синтетические?

— Верно, — они встретились взглядами, — натуральные и… искусственные и синтетические, да-да, все так. Повнимательнее тут, это важно.

Рассеянная она какая-то, мысли блуждают где-то совсем в другом месте. Трудно сказать, сможет ли такими темпами сдать летнюю сессию хотя бы на «четверку».

Дудь и многомиллионная аудитория его шоу будут ждать Историю. И Ник ее расскажет.

Я приехал в Англию осенью, скажет он. Быстро освоил среднеанглийский, освежил знания латыни, и начал работать с манускриптами европейских и арабских алхимиков и философов: Роджер Бэкон, Разес, Джон Ди, Ньютон и многие другие. Я проникал разумом в такие глубины, достичь которых не смогли величайшие умы эпохи Возрождения. Я повторил простейший опыт Парацельса и предал огню живое: огонь стал серой, дым, исходивший от плоти — ртутью, а пепел стал подобен соли. Так я постиг первую, простейшую, тайну трех элементов, и понял, что итог всего живого и существующего — обратиться в них, но и они уже заключены в нас, ведь материя не может произойти из ничего. По мере проникновения в самые труднодоступные тайны, скрытые за хитросплетенными словами, записанными дрожащей от осознания близости к секретам мироздания рукой писца, за диаграммами и многоуровневыми начертаниями, я наконец осознал, что алхимическая трансмутация есть ни что иное как имитация Творения: Он сказал Слово, и возник свет, и земля, и металл, сокрытый в ее недрах, и человек. И тогда, в ослепительном миге прозрения, я понял, что философский камень есть не субстанция, а язык.

То есть как это, прервет его Юрий, если ты знаешь правильный язык, то ты можешь превращать все что угодно в золото?

Ник в этот момент снова улыбнется: вот оно, типичное обывательское представление о том, к чему должно приводить знание любой науки, в том числе алхимии.

Не совсем, вежливо уточнит Ник. Знание порождает язык, но язык может снова породить только знание. Потом он, само собой, объяснит, что это значит.

Занятие с Соней подходило к концу.

— Николай Алексеевич, я отойду на две минутки?

Ну разумеется. Начинаем действовать, да? Ник не подал виду, что все сразу понял. Посмотрим, посмотрим.

— Конечно.

Соня встала из-за стола и пошла в ванную комнату. Ник как бы невзначай проводил ее взглядом — девушке девятнадцать, кто посмел бы его обвинить? Да еще и специально надела такие короткие шорты. Он покачал головой и уткнулся в записи. Что она придумает? В любом случае, Ник решил держаться достойно, не подавая виду, будто у него есть какой-то интерес — все-таки он преподаватель, есть определенные правила. С другой стороны, его ум и креативное мышление делают его еще привлекательнее, и нельзя обвинять юную девушку в том, что ей трудно перед этим устоять. Следует повести себя так, чтобы не смутить ее. Может быть, как-то дать ей понять, что при других обстоятельствах…

Ник прислушался. Раздался щелчок замка.

Я процитирую Элифаса Леви, объявит Ник, вдохновителя древнего Герметического ордена «Золотой зари». Говоря о трансмутации, он сказал, что это прежде всего «создание человеком себя самого, полное и всеобщее раскрытие его способностей, власть над своей судьбой, и, в особенности, совершенное освобождение его воли». Леви, конечно, далеко до того уровня знания, которого достиг я, но определение он дал правильное. Божественный язык, с помощью которого можно было творить, утерян, но и с помощью его отголосков можно научиться трансформировать свое знание. Я — первый в современной истории, кто сумел этого добиться и понял, как их использовать.

Подожди, перебьет его Дудь, то есть ты хочешь сказать, что твои успехи в математике — это…?

Совершенно верно, подтвердит Ник. Спустя три года практических занятий алхимией я произнес одно слово — и понял, как доказать квантовую теорию Янга-Миллза.

Дудь аж подпрыгнул.

Это та самая «задача тысячелетия», за которую тебе отвалили миллион баксов? спросит он.

Именно она, подтвердит Ник, не делая на этом особого акцента. Меня не интересуют деньги. Передо мной стоит гораздо более грандиозная цель, объяснит он, но прежде я должен был заявить о себе, не просто прогремев на научном фронте, но и, скажем так, обеспечив себе финансовую гарантию того, что меня услышат.

С ума сойти, скажет Дудь, как же круто. А эта хата — он обведет глазами просторный рабочий кабинет, в котором они будут сидеть, — ты ее купил?

Ник уклонится от вопроса. Он не против подтвердить, что математический институт Клэя действительно выплатил обещанную сумму за решение одной из «задач тысячелетия» — математической проблемы, к которой не подступился ни один ученый за полвека бесплодных попыток, но вот цены на квартиры пусть обсуждают модные нувориши от поп-культуры. Ник подобные вопросы серьезно воспринимать не будет.

— Привет, пап, — раздался голос Сони из прихожей. Когда она вернулась и села за стол, она, однако, не выглядела растерянной или застигнутой врасплох. Ник мельком посмотрел на нее — внешне вроде бы ничего не изменилось. Косметики на лице не прибавилось, длинные волосы по-прежнему распущены. Если только… Ох, неужели она…

— Николай, здравствуйте! — поздоровался Петр, отец его студентки. — Как проходит занятие, химичите?

— Петр, здравствуйте, — учтиво ответил Ник. — Все замечательно, уже заканчиваем.

— Я поеду сейчас на Красные ворота по Садовому, буду мимо Чистых прудов проезжать, давайте вас докину.

— Мм, в смысле…

— Ну вы же вроде говорили, что вы где-то там недалеко живете, да?

— Ах, да, да, конечно! Да что вы, не стоит, я, знаете, пешком люблю прогуляться.

— Бросьте, Николай, там такая погода, грязи по колено. Давайте, заканчивайте, и я вас довезу, мне это без проблем, натурально мимо еду.

После того, как они поговорят о командировках Ника по Европе и Азии, о приглашениях в Сингапур и Кембридж, об отдыхе во Франции и путешествиях по Северной Африке, Ник вернется к главному: он расскажет Дудю о своих дальнейших планах. С помощью языка, скажет он, я могу обрести любое знание, — но я все еще не разгадал тайну передачи этого навыка другому человеку. Я, увы, не могу сказать слово, и наделить вас, Юрий, способностью решать математические задачи — для вас мое слово не будет иметь того же значения и производить такой же эффект, как на меня. Вы могли бы попытаться пройти путь, что прошел я, и познать высшую тайну, но у вас на это, возможно, уйдут тысячелетия. Поэтому, сообщит Ник Дудю и миллионам людей, прикованным к экранам своих компьютеров и телефонов, следующие дни, месяцы, а, быть может, и годы, я посвящу тому, чтобы решить последнюю задачу, которая стоит между нами, Юрий, между нами всеми, — эффектная пауза, — и новым Золотым веком, которого так и не дождались Монтень, Петрарка, Боккаччо… Но я точно уверен, что ничто не помешает мне поделиться этой величайшей тайной алхимии, этим философским камнем, со всем человечеством.

Все взгляды будут прикованы к нему. Тишина. И тут раздадутся хлопки — сначала сам Дудь, потом его операторы, а потом и миллионы людей, которые будут смотреть на этот триумф науки, зааплодируют, мысленно представляя, как преобразится мир, когда Ник постигнет главную тайну человеческой природы.

Ник ни взглядом, ни интонацией не намекнул Соне, что с самого начала раскусил ее. Отец вернулся не вовремя, вот как это называется! Что же, девушка может фантазировать все, что ей вздумается, а уж его-то застать врасплох не выйдет.

Соня, конечно, виду не подала. Как обычно, аккуратно записала домашнее задание, попрощалась и ушла к себе. Они вместе с Петром вышли на улицу к его белоснежному «Ауди Ку семь».

— Как вы думаете, — спросил Петр, когда они вырулили на Садовое, — Соне нужны еще дополнительные занятия? Спрашиваю не потому, что хочу ее загрузить, я не против, что у нее там друзья в университете, мальчик уже есть, ну, знаете, сейчас самое такое время, — он подмигнул Нику. — Но не хочется, чтобы все было зря. Если ее отчислят, это же сколько проблем. Может, есть еще что-то, что нужно сделать, чтобы у нее точно все в порядке было?

— Да нет, знаете, я думаю, что, в принципе, все в порядке. По графику занимаемся, не отстаем. Не вижу причин для беспокойств. Есть шанс, что ближе к концу сессии нужно будет продлить время занятий — будем готовиться к экзаменам. Но пока сказать трудно.

— Ну хорошо, — кивнул Петр, — вы, Николай, если что, не стесняйтесь, говорите, хорошо? Доплатим, не вопрос.

— Да, конечно.

— Вам где остановить-то?

— Да можно прямо здесь, у этого выхода от метро, мне там недалеко.

— Давайте я прямо к подъезду вас, чтобы вам мимо метро не ходить.

— Нет-нет, что вы, все в порядке, вот прям тут можно, мне буквально два поворота, и я дома. Там потом не вырулите, очень узкий проезд.

— Ну, как знаете!

Ник поблагодарил Петра и неспешным шагом направился в сторону ближайшего дома. Как только Ауди скрылся за поворотом, он развернулся и побрел ко входу в метро, вынимая из кармана проездной.

И, наконец, последний вопрос, объявит Дудь. В чем сила, брат?

В знаниях, скажет Ник, ни секунды не сомневаясь. Сила — в знаниях.

 

---

¹Здесь Ник подразумевает французского авантюриста и алхимика эпохи Просвещения графа Сен-Жермена, который, по многочисленным легендам, сумел изобрести эликсир бессмертия и воспользоваться им. Именование бульвара в честь церкви Святого Жермена, возведенной в шестом веке нашей эры, к графу не имеет никакого отношения.

²Ник не зря решит процитировать из основных каббалических текстов: со времен раннего Средневековья Каббала, мистическим образом объясняющая божественное начало человеческой природы, была одним из источников философии и вдохновения для практикующих алхимиков в Западной Европе.