Любовь Гуревич. Художники ленинградского андеграунда

• Художники ленинградского андеграунда. Библиографический словарь
• СПб.: Искусство—СПб, 2007 г.
• Переплет, 320 с.
• ISBN 978-5-21001-613-3
• 1000 экз.

Ленинградский андеграунд
всегда был питерским

Искусствовед. Тот, кто ведает и ведет. В эпоху, которую затрагивает книга «Художники ленинградского андеграунда…», термин «искусствовед» был доминирующим. Позднее вошли в широкий обиход: историк искусства, теоретик искусства, философ искусства. Искусствоведы же остались искусствоведами. В советское время они восхваляли Курдова и Моисеенку, в наше — заведуют Отделом новейших течений в Русском музее.

Гуревич Любовь Юрьевна. Независимый искусствовед, историк ленинградского андеграунда, критик, литератор,— помечено на обратной стороне обложки. Но данную книгу только в некоторой степени можно отнести к искусствоведению или искусствознанию (знания действительно обширны), равно как и к другим вышеперечисленным категориям. Л. Гуревич сумела биографический словарь превратить в увлекательное литературно-художественное повествование. Это и справочные статьи, и краткие жизнеописания. Вазариевский размах она ужала до хронографии Пселла. Удивительно плотное письмо. Без разглагольствований (имеется в виду глагол, теснимый и подпираемый подлежащим и прочими членами предложения). В одной фразе зачастую умещается несколько смысловых ходов. У автора редкий талант прозаика. Тут бы что-то процитировать, но сделать это в краткой заметке трудно, следовало бы цитировать книгу полностью.

Остановимся на трех ключевых фигурах питерского андеграунда: Арефьеве, Новикове и Михнове. К творчеству Арефьева у Гуревич давняя предрасположенность, о нем выпущено отдельное исследование «Арефьевский круг». К Новикову, утратившему границы между ценностью искусства и его фальсификацией, отношение со знаком минус: в журнале «Сайгонская культура» (издавался в Сан-Франциско) Гуревич некогда опубликовала резкую антиновиковскую статью. Однако можно посмотреть на вещи и с другой точки зрения. И Арефьев, и Новиков стремились освободить местное искусство от доморощенности и посконности, включить в него свежие европейские веяния (раннесоветский авангард был скрыт в запасниках, и мало кто, кроме Е. Ковтуна, им занимался). Арефьевцы снимали каденции с Домье, Марке, постимпрессионистов; Новиков, принадлежавший к более позднему поколению, продолжил линию, оттолкнувшись от фовистов и «диких». Он, естественно, увлекся новомодными жанрами, инсталляцией и перформансом, арт-действом, в которых личность художника становится объектом и результатом творчества. А не совершил ли схожий по сути перформанс Арефьев — увидеть Париж и умереть,— вкусив винное изобилие, так и не раскрыв этюдник с красками? К чести автора, в биографическом справочнике в характеристике обоих художников эмоции уравнены. Арефьев и Новиков были фигурами действия, Михнов же занимался чистым искусством, вне общественной суеты и политики. Его живописный стиль сформировался под влиянием Де Кунинга и Поллока. В современном искусстве, где все перепробовано и перепахано, не так просто найти что-то свое. Альбер Скира, чьи альбомы были важным подспорьем для неофициальных художников, посетив СССР, сказал, что если бы кого-либо из наших художников он стал издавать, то в первую очередь — Михнова. Описывать живопись намного труднее, нежели описывать действия и поступки. Отказавшись от цитирования, все же включаю фрагмент: «…Поверх размытых, пересекающихся, взаимопроникающих пятен художник работает узкими мастихинами, оставляя с их помощью „запись“ своей жестикуляции. Эти „письмена“ образуют „передний план“ и воспринимаются не как формы, но скорее как „события“. Они создают шрамы, разрезы, окошечки-просветы, отрезки никуда не ведущих прямых, уходящие вглубь кривые. Самые тоненькие — как хоботки или щупальца насекомых — словно чувствилища, пронизывающие живую субстанцию…»

Питерский андеграунд (именно таковым числили себя художники, включая Шемякина, создавшего группу «Петербург») был антиподом официозного искусства, художников объединяло неприятие соцреализма. В дальнейшем, из-за отсутствия противостояния, он качественно видоизменился. Часть художников уехала на Запад, кто-то успешно реализовался здесь, став заслуженным, народным или лауреатом гос. и пр. премий. Кто-то канул в неизвестность, кто-то продолжает быть в андеграунде андеграунда.

Сейчас господа искусствоведы (возможно, для успокоения совести) стали практиковать концепт: устраивать ретроспективный показ, представляя вместе официальное искусство и андеграунд (пример — недавняя выставка Русского музея «Время перемен»).

Что было, то надо показывать. Но сколько цинизма в этой позиции. Всё, мол, «г», кроме «м». Официоз не брал андеграунд на свои выставки, и сейчас не стоит смешивать божий дар с безбожным идолопоклонством. Официоз нужно выставлять в историческом музее, там, где прежде был открыт музей подарков товарищу Сталину, преподнесенных этому большому ученому, знавшему толк в языкознании и искусствоведении.