Если бы не этот гром

«Гроза» в постановке Андрея Могучего в БДТ им. Г.А. Товстоногова
Художник: Вера Мартынов
Композитор: Александр Маноцков
В спектакле заняты:  Виктория Артюхова, Александр Кузнецов, Марина Игнатова, Анатолий Петров, Василий Реутов, Мария Лаврова, Ируте Венгалите, Дмитрий Воробьев/Сергей Лосев, Алексей Винников/Дмитрий Мурашев, Нина Александрова/Варвара Павлова и другие
Премьера: 16 июня 2016

 

Прошлый сезон БДТ им. Г.А. Товстоногова завершил громко: в середине июня на Основной сцене состоялась премьера музыкально-драматического спектакля «Гроза», режиссером которого стал Андрей Могучий. Одна из самых любимых репертуарным театром пьес Александра Островского в трактовке художественного руководителя БДТ заблистала всеми оттенками лакового черного.

Еще до начала действия постановщик дает зрителям ключ к пониманию эстетики, в которой решен спектакль, – благодаря занавесу, расписанному художником Светланой Короленко. Изображенная на нем композиция называется «Житие Катерины», о чем каждый, кто знаком с пьесой, может догадаться и не подглядывая в программку. Драма, развернувшаяся в вымышленном волжском городе Калинове, рассказана на полотне от начала и до конца – в виде причудливых, фантазийных сценок, вроде тех, которыми украшают поверхность знаменитых палехских шкатулок.

Герои Островского и впрямь словно бы перенесены режиссером на черный фон палехского ларчика. Картинка, задуманная Могучим, фронтальна: бо́льшая часть спектакля проходит на авансцене, персонажи смотрят (а порой и обращаются) в зал и редко – друг на друга. Смена сцен происходит при помощи расписанных занавесов, то вытесняющих действие на передний план, то открывающих зрителям зияющую черноту улиц и дворов Калинова. Жители городка по планшету почти не ходят – их, до поры до времени неподвижных, выкатывают из-за кулис на небольших площадках лакового черного цвета. Каждый из них – словно на своей собственной стороне шкатулки, каждый – обособлен и обвит золотистой рамкой. Фронтальная ориентированность мизансцен, условные костюмы авторства Светланы Грибановой (мрачные, минималистичные, без явной отсылки к эпохе), отточенность пластики, мимики и интонационной партитуры отдельных персонажей (например, демонической Феклуши в исполнении Марии Лавровой) так и наводят на мысль провести стилистические параллелели со «Сказками Пушкина», поставленными Робертом Уилсоном в московском Театре Наций. 

Однако если у американского режиссера-сценографа во главе угла стоит визуальное решение, то для Могучего в «Грозе» не менее важна музыкальная составляющая спектакля (композитор – Александр Маноцков). Его герои очень по-разному подают текст Островского. Так, в устах Кудряша (Василий Реутов) и других калиновских мужиков он превращается в разухабистый речитатив, сопровождающийся притоптываниями и непрерывным, глухим грохотом барабана – гроза уже рокочет в отдалении, напряжение нарастает. Совсем иным героем на этом фольклорном фоне предстает Борис Григорьевич, племянник купца Дикого, человек приезжий и, согласно ремарке, «порядочно образованный» – в общем, по всем параметрам нездешний, – чье появление, как гром среди ясного неба, нарушает уклад жизни замужней Катерины. В Борисе постановщик увидел персонажа оперы, по воле обстоятельств оказавшегося в чуждой ему народной среде. В исполнении Александра Кузнецова, солиста труппы Михайловского театра, монологи и реплики героя в сторону превращаются в оперные партии.

Сложнее прочих – музыкально-речевая характеристика Катерины (Виктория Артюхова). Поначалу ее отличает лишь волжский говорок, но после тайного свидания с Борисом партитура меняется. Чувствительная, восприимчивая, она вдруг подхватывает оперную эстетику, в которой существует ее возлюбленный. Какое-то время Катерина и Борис оказываются «созвучны» друг другу – не только с сюжетной, но и с музыкальной точки зрения. Однако миг счастья, выгаданный у судьбы столь высокой для Катерины ценой, краток. И в финале, после признания постылому мужу Тихону в измене и прощания с Борисом, уезжающим по поручению дяди, героиня Артюховой обретает свой собственный голос. Последний монолог она поет уже иначе. Печальные слова, которыми молодая женщина подготавливает себя к самоубийству, становятся щемящей, лирической народной песней. Это не панихида по собственной жизни и молодости. Скорее так, негромко, с ласковой улыбкой и интонацией, игриво взлетающей вверх на конце фразы, убаюкивают засыпающего ребенка. 

Город Калинов, каким увидел его Андрей Могучий в соавторстве с художником Верой Мартынов, – темное царство без проблеска солнечного света. Всполохи молний – единственное, что озаряет глубину сцены, на мгновение выхватывая из темноты притаившиеся в ней фантасмагорические кошмары. Приватная жизнь калиновцев скрыта от чужих глаз – во мраке, за заборами, за засовами. Но под инфернальные звуки «Калинки-малинки» сквозь внешнюю сдержанность и благочинность нет-нет да и проступит завораживающая бездна. Вспышки электричества в небе, понимаемые героями как гнев Божий, делают невидимое – видимым, тайный ужас – явным. Правда, лишь на мгновение. Люди здесь давно привыкли к мысли: главное – приличный фасад, а что за ним, никого не касается.

И только Катерина, единственное яркое пятно в палитре спектакля, вобравшей в себя, кажется, все оттенки черного, – не способна принять повсеместно распространенную ханжескую мораль. В трактовке Могучего она, одетая в красное платье, – не «луч света», а воплощение бескомпромиссного, не умеющего и не желающего маскироваться чувства, которому нет места в безвоздушном калиновском мире. И потому выход для нее один: самой перестать существовать. Катерина Артюховой не бросается в волны в порыве отчаяния – она спокойно уходит по помосту в речную пучину. Ее страшила перспектива быть убитой молнией и унести с собой на тот свет неотмоленные грехи. Но теперь, отпустив Бориса и примирив во время финальной песни собственные внутренние противоречия, она готова к встрече со смертью.

«Гроза» Андрея Могучего – спектакль мрачный, тревожный, но его финал не назовешь пессимистичным. Узнав о самоубийстве героини, жители городка собираются вместе, слушая, как несчастный Тихон оплакивает жену. Вдруг из-за кулисы, с нескрываемой гордостью держа в руке край занавеса, появляется Катерина. И уверенно пересекает пространство, скрывая за расписным полотном замерших в последней мизансцене персонажей. Она сошла с крышки шкатулки в другое измерение. А они остались.

 В статье использована фотография Стаса Левшина