Карманный постапокалипсис, или 5 высказываний Андрея Аствацатурова

Фотография Ксении Соболевой

Презентации книг Андрея Аствацатурова собирают большую аудиторию филологов, молодых писателей, журналистов и городских сумасшедших. Кажется, что на встречу к автору приходят его персонажи. О том, до какой степени стоит вживаться в своего героя, почему для «снятия тормозов» не годится выпивка и какие писатели эстетически близки, Андрей Аствацатуров рассказывал на встрече с читателями 23 июня. «Прочтение» записало реплики писателя.

О названии книги «Осень в карманах»
Осень — это состояние, когда мир уже умер, но он об этом не знает. Зима ошибочно считается временем смерти, это время андеграундной жизни. Землю накрывает одеялом, а вы взрослые люди и понимаете, что под одеялом происходят удивительные вещи. Осень, напротив, — время усталости, постэсхатологии, когда смыслы закончились. Это состояние души всегда приходит, когда люди хотят изменить окружающую действительность, власть, политическую систему. Мы не можем понять, что мир устроен отлично, это просто мы не очень хорошие, мы почему-то не узнаем этот замысел. Происходит такой карманный постапокалипсис.

Об автобиографичности своей прозы
Автор всегда пишет о себе. Об этом впервые сказал американский писатель Томас Вулф. Мы пишем только свои автобиографии, как бы нам этого не хотелось. Достаточно просто придумать героев, несложно организовать сюжет, но я предпочел такую манеру, которая называется псевдоавтобиографической. Возможно, описанное в книге со мной происходило, возможно, нет. С нами случаются разные вещи: вот мы встали, почесали бедро... Но почему-то мы пишем не об этом, а о том, в кого мы влюбились, с кем подрались, с кем выпили, о чем мы думаем. Это уже отбор и художественная организация материала, который еще надо облечь в слова. Поэтому текст всегда будет фикшн, даже если вы пишете биографию.

О Петербурге
Существует только тот Петербург, который нас научили определенным образом видеть. Эта оптика настроена Александром Сергеевичем Пушкиным в «Медном всаднике», Николаем Васильевичем Гоголем в «Петербургских повестях»... Я даже хотел сначала назвать свои повести «Петербургскими», но чувство вкуса, такта, понимание своего места меня удержало. Я транслирую то, что хочет сказать наш город, пытаюсь активизировать старые смыслы в петербургском тексте, показать, как они работают. В книге есть цитаты из текстов Нонны Слепаковой, Дмитрия Быкова, который очень сильно на меня повлиял, — один из центральных петербургских текстов я посвятил ему.

О том, как выходить из творческого тупика
Чтобы преодолеть травму, надо работать. Когда вы пишете, вы превращаетесь во что-то другое. Нужно забывать о себе, деиндивидуализироваться в прозе, развивать этот мир, а не свои мысли. Байрон ничего не знал про себя, но он нашел гениальную маску, героя, хорошо им продуманного и понятого.

О юморе в прозе
Юмор — сомнительная вещь. Когда ты смеешься, ты показываешь, что ты умнее этого мира, других людей. Рождается юмор из несоответствия реальности нашим привычным ожиданиям. Ведь действительно смешно, когда смыслы не работают. Когда тебя бросает женщина, а ты ходишь, как дурак, не понимая, что случилось. Читатель уже понял, а ты нет. Когда ты сел, а стул под тобой сломался. Мне хочется, чтобы трагедия была веселой, поэтому в текстах есть элемент комичного страдания. Ведь проблема трагедийного героя в том, что он не понимает, что источник зла в нем самом.