Мыльная опера с видом на море

• Дженнифер Иган. Манхэттен-Бич / пер. с англ. Инны Стам. — М.: Corpus, 2020. — 544 с.

Чем хорошая книга отличается от плохой?

Нет, слишком трудно, зайдем с другого бока.

Чем настоящая литература отличается от чтива, высокое искусство — от китча?

Тем, например, что первый вариант обманывает ожидания читателя, а второй — следует за ними по пятам, продавая нам удовольствие узнавания, исполнения желаний и осуществления прогнозов.

Большой автор никогда не поженит Гарри на Салли — это удел мыльных драм. В свою очередь, мыльная драма использует определенный набор паттернов и клише вовсе не потому, что сценаристы не могут без них обойтись. Могут, просто их целевой аудитории будет от этого некомфортно, неприятно, нерадостно, рейтинги упадут, в конце концов. Если принц в итоге не женится на принцессе — что ж это тогда получится, а?

К сожалению, Дженнифер Иган, возможно, сама того не желая, примыкает ко второй категории. В романе «Манхэттен-бич», действие которого разворачивается в период от Великой депрессии до конца Второй мировой войны, можно выделить три сюжетных линии. Первая, главная, рассказывает историю Анны Керриган — дочери танцовщицы кабаре и бывшего игрока на бирже. Анна любит свою младшую сестру-калеку, работает на судоходном производстве, мечтает стать водолазом. Она сильная, смелая, красивая — короче говоря, все от нее без ума. Вторая история — о ее отце, который внезапно исчезает в начале повествования, чтобы «вылезти» примерно в середине на торговом судне где-то посреди океана. И, наконец, третья — о гангстере Декстере Стайлзе, который сначала дает Керригану-старшему работу, потом влюбляется в его дочь, потом ссорится с ее отцом… закручено, как «Санта-Барбара», ага.

Декстер приоткрыл окно: пусть колючий зимний ветер остудит лицо. Рядом с ним сидит умный человек, не какая-нибудь глупышка; эта все понимает с полунамека. Она привлекла его необычным сочетанием физических достоинств и недюжинного ума, причем главным было второе: физические достоинства целыми днями вьются вокруг, но особых чувств не вызывают. Однако все не так просто с сидящей рядом девушкой. Это девушка современная, с правильными жизненными ориентирами, она работает на оборону страны; трудные времена и семейная трагедия ее только закалили. А он думает об одном: как бы ее завалить.

Собственно говоря, такую вот брутальную «Санта-Барбару» это все и напоминает. Побережье океана, корабли, гангстеры, плеск волн и опять корабли, верфи, разборки криминальных кланов, продажных судей и старых супругов. Автор вкидывает в этот костер абсолютно все, лишь бы горело ярче, лишь бы читателю стало хоть немножко интересно следить за судьбой этих красивых манекенов. Но получается не очень хорошо, можно даже вывести алгоритмы:

• если у героя появляется жена, она непременно должна быть страстной хладнокровной красоткой;

• если мужчина и женщина едут в машине ночью, то в следующей сцене у них будет секс;

• если герой числится погибшим — на самом деле он живее всех живых;

• а вот если кто-то целует детей и уходит на обычную деловую встречу — можно звонить в похоронное бюро, домой он уже не вернется;

• однако умные герои не забывают перед такой встречей засунуть в рот отмычку (разговаривать не мешает?) и напильник в носки;

• если коляску с инвалидом подкатить к берегу океана, инвалид сразу же захлопает в ладоши, засмеется и станет почти что здоровым;

• если некрасивая девушка надевает платье по фигуре, ее вдруг все сразу замечают и начинают безудержно желать;

• только некрасивая дочь заклятого врага может подарить сорокалетнему мужчине истинное наслаждение, обязательно «первое в его жизни»;

• из ревности он может, нет, он обязан идти на безумства и, о господи, даже закурить «первую за пять лет сигарету»;

• после такого наслаждения она обязательно должна забеременеть, а он — трагически погибнуть;

• но если беременная девушка лежит на столе гинеколога уже пять страниц, то аборта тоже не случится — сейчас она вскочит и побежит домой, утирая сопли;

• если кто-то много хамит герою и ведет себя высокомерно — внутри он хороший и чистый человек, они потом подружатся и будут называть друг друга «брат»;

• главный же злодей при этом должен притворяться добродушным фермером и консервировать персики со своей братвой;

• и, наконец, если корабль терпит крушение и главный герой проводит две недели в открытом море, умирая, — конечно же, в последние минуты его чудесным образом спасут, он вернется домой и будет дальше смотреть из окошка на волны, безо всякого, причем, отвращения. 

Хэппи-энд!

Продолжать можно до бесконечности: все тут знакомое. И жестокие гангстеры с добрым сердечком, и стойкие девушки, которые осваивают мужскую профессию и всем дают жару (алаверды фем-литературе), и морские волки-боцманы-рэкетиры-матросы-рабочие-маклеры-проститутки, весь кукольный театр приключенческой беллетристики прошлого века. Однако читателя не трогают их скитания, сколько бы автор ни придумывал злоключений и неожиданных — но на самом деле старых как мир — сюжетных поворотов. Мотивация героев ускользает, они ведут себя не просто нелогично, а как-то уж совсем водевильно, глупо, истерично: один бросает семью в нищете ради того, чтобы кто-то незнакомый не проигрался в казино; другой к концу войны вдруг решает, что хватит с него сладкой жизни, лучше пулю в лоб; третья ни с того ни с сего оставляет нежеланную беременность и сбегает в ненавистное место — бросая попутно любимую работу, любимых друзей и любимый город. Замечательные куклы, послушны любому приказу хозяина.

Но сочувствовать-то им зачем? Не хочется, не можется — поэтому и неинтересно наблюдать за их бесконечной «Санта-Барбарой», в каких декорациях ее ни разыгрывай.

А еще здесь есть хромой, не отвечающий авторскому пафосу язык. С ним совсем беда: топорный, корявый, он пытается угнаться за высоким стилем и изящно подпрыгивать на бегу — но в итоге всякий раз нелепо спотыкается и падает в лужу. Может быть, это недоработка переводчицы Инны Стам, но сдается, что в оригинале дела обстоят не лучше. «Глядя на его усталое клоунское лицо, трудно поверить, что у него есть ступни» — что? «Реакция Франсин отразилась только на ее обширном веснушчатом декольте» — как? «Так пахнет от девушки, которая с утра приняла ванну и, дочиста брея ноги, высунула из пены только пальчики» — да что такое!

Невпопад встречаются слова типа «притулилась», неуклюжие обороты вроде «закваской служит изрядная доля лицемерия», «заарканенный загребущими руками» невесты, «пыхало теплом». Мужские половые органы напоминают автору «пару ботинок, свисающих на шнурках с фонарного столба». Все это дополняет общее впечатление фальшивости и вторичности повествования, снижает «мировой бестселлер» до уровня литературы из вокзального киоска.

Наконец зазвенел входной звонок: Гарриет, не спеша и не мешкая, пошла открывать дверь и приветливо поздоровалась с незваным гостем — как всегда, она держалась безупречно. Декстер был доволен хотя бы тем, что глазам пришельца предстает ровно та картина, которую он замыслил. Но его старания пропали втуне; едва незнакомец ступил в дом, Декстер с одно взгляда понял, что гость зациклен на самом себе. И вся тщательно простроенная картина семейства во главе с преданным ему отцом лишилась смысла.

Зачем это было? О чем это было? Роман — он о прощении? Да нет, ничего такого нет и в помине. Может, он о любви? Но ведь никто никого не любит, у водевильных куколок не бывает глубоких чувств. Он о смелости? Может, о смирении? О выборе, наконец, — это, вроде бы, самое близкое?

Нет. Ни о чем, сколько ни старайся интерпретировать. Полкилограмма бессмысленных слов, которые плохо сочетаются друг с другом — только что море красиво описано, очень красиво. Не так уж много, но для мыльной драмы сойдет.