В Тридевятом царстве

• Александр Бушковский. Рымба. — М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019. — 352 с.

Покровительство редакции Елены Шубиной – это уже практически безусловная гарантия успеха для современного русского автора. Прилепин, Водолазкин, Яхина, Сальников, Рубанов – больше половины среднестатистической полки бестселлеров отмечены одноименным логотипом. Так и в лонг-лист «Нацбеста» невозможно заглянуть, не наткнувшись на избранные Шубиной произведения: туда попал и новый роман Александра Бушковского, рассказывающий о быте жителей незадокументированной карельской деревни Рымба.

Говорить о «Рымбе» много как минимум сложно – она и по-хорошему, и по-плохому простая и понятная, не слишком вдумчивая, но несомненно удачная. Тот факт, что роман номинирован на «Нацбест», вполне оправдан: это настоящее воплощение традиции русской литературы, работа именно с тем пластом российской действительности, который в этой работе ощутимо нуждается, да и вообще «Рымба» – это хороший околофольклорный текст. Трудно сказать, как глубоко Бушковский погружался в исследование карельских обычаев и отправлялся ли в антропологическом понимании «в поле», но мифологический материал о местных шаманах, вепсах и саамах безупречно включаются в повествование:

Вынесли дедулю из лодки на руках, он глаза на волю щурит, два последних зуба скалит – радуется, что позвали. Костер развел, мухоморов наелся и в бубен забил заячьей лапкой. Костер дымит, шаман завывает. Привезли Урхо и Таисью. Дед измазал им лица оленьим жиром, печной сажей и семужьей кровью. Велел взяться за руки и связал им ладони красной нитью. Дунул, плюнул и отпустил на все четыре.

Мифо-религиозные особенности российского Севера – это едва ли не самое прекрасное и в культурном смысле ценное в «Рымбе», и здесь текст хочется разобрать на десятки цитат, словно настоящее полевое интервью с информантом:

Сказано: не подобает святыя аллилуйи трегубити, но дважды глаголати «аллилуйя», а в третий – «Слава Тебе, Боже!» Потому как «аллилуйя» и есть «слава Богу». По одной славе Отцу, Сыну и Святому Духу. А у них четыре получается! Четвертую кому? Борову рогатому?

Композиционно каждая глава делится на две части: повествование от лица Волдыря (фактически главного героя наравне с чужаком) об исторической судьбе Рымбы и актуальный сюжет, разворачивающийся в современных реалиях. Двигателем событийного колеса становится двойственный по характеру персонаж Слива, появление которого тревожит привычный уклад карельской деревни. Рассказ об истории поселения строится по той же схеме, что и вторжение подозрительного героя: мы постепенно узнаем, как годами государственная система разными способами встревала в вялотекущую жизнь местных. Так две линии повествования оказываются зеркальными, где Слива представляется тем же элементом чуждого, что и старообрядцы, смута, революция: все это – чужое, другое, противоестественное по отношению к Рымбе, почти живому организму. Вспоминается, к слову, свежий хоррор «Апостол», в котором прорабатывается миф о живой, кровоточащей почве отдаленного острова. Рымба, лишенная, разумеется, тревожной составляющей, тоже изображена фактически отдельным персонажем, устойчивым и не терпящим перемен. История двигается, страна меняется, Рымба же пусть и подстраивается, но в режиме сидячей забастовки остается законсервированной.

Если же говорить об особенностях формы, здесь велосипед Бушковский не изобрел, его стилизация под народную сказку проста и шаблонна: инверсии, архаизмы, разговорные обороты и певучий ритм – все как по учебнику. На «Нацбесте», кстати, можно найти абсолютно очаровательную по уровню иронии рецензию Михаила Фаустова, написанную в пародирующей «Рымбу» манере – оказывается, что для имитации сказки достаточно просто переставить слова местами (да, это работает). Пусть это все и кажется незамысловатым, но сделан текст Бушковского хорошо: аутентично, густо и хлестко. Разговоры жителей Рымбы смешные и остроумные, будто подслушанные в воскресной «Ласточке» маршрута Санкт-Петербург-Петрозаводск: здесь и супружеская ругань о водке, и деревенские суеверия, и споры о судьбах, заканчивающиеся цитатами из «Легенды» Цоя.

Несмотря на то, что «Рымба» ни в коем случае не рассказывает о войне – профессиональное происхождение автора считывается если не интуитивно, то точно в исторических описаниях, обильно сдобренных особенностями деревенского простодушия:

Подошел как-то раз к южному берегу линкор «Отважный», а может, торпедный катер «Отчаянный» или еще какой-нибудь кораблик с морской пехотой на борту, и загорелась земля у врагов под ногами. Тлела-тлела да и вспыхнула. И, как говорил одноногий моряк, те из них, кто остались в живых, позавидовали мертвым. Кричали, плакали, умоляли скорее убить. Морпехи в конце даже патронов не тратили, штыками их кололи да пыряли.

Можно, конечно, придраться к плоскому стилистическому подражанию, можно – к простоте сюжета, даже к конфликту фиктивного и подчеркнуто реального в сценах жизни выдуманной деревни, но делать это нет никакой необходимости: Александр Бушковский написал грамотное и важное произведение, необходимое перерождающемуся жанру большого русского романа. Текст – прежде всего о наследии финно-угорских народов, и сам карельский автор становится частью этого же наследия. Читателю всегда нужно злободневное и именно на насущного героя так называемая «серьезная» литература обращает внимание, даже если тот самый герой – не конкретный человек, а целая деревня, пусть и вымышленная. Ведь если говорить – то о важном, а если писать – то наверняка о настоящем.