Отчего так в России

• Алиса Ганиева. Оскорбленные чувства. — М.: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2018. — 317 с.

Если пользоваться формулой Бродского, тексты Алисы Ганиевой — «тонкое кружево, замаранное острым национальным соусом». Этнографизм, кавказский колорит, языковые эксперименты — то, что привлекало или, наоборот, отталкивало критиков ранней прозы писательницы, в новом романе сходит на нет, уступая место картинам нетрезвой, растрепанной российской провинции.

«Оскорбленные чувства» — первое художественное высказывание автора, лишенное кавказского ориентализма, и потому особенно знаковое. В попытке запечатлеть кафкианский абсурд современности автор обращается к языку писателей-модернистов XX века и выдает детективную историю о городе, застигнутом волной доносов.

На первый взгляд «Оскорбленные чувства» — карикатура на обличительный роман. С жанровой точки зрения, это фельетон в триста страниц, написанный в традициях южнорусской литературной школы. Интонация и стиль здесь — ключевые инструменты, с их помощью достигается эффект «художественной тесноты», подобный тыняновской «тесноте стихового ряда». Это оказывается возможным благодаря типу повествования, организованному субъективно — со смещением авторской оптики, сменой ракурсов и сближением далековатых явлений, что, вообще говоря, не характерно для эпического рода литературы.

Сказ — привычная для художественного метода Ганиевой нарративная техника — призван лишний раз напомнить читателю о главенстве слова в литературе и повседневности.

Герои Ганиевой живут в постмодернистской России — стране словоцентричной или, если выразиться точнее, логоцентричной. В ней сказанное уже считается сделанным. Названный порок уже как бы искоренен, а словам придаётся гораздо большее значение, чем делам. Важен не поступок, а отношение к нему окружающих. В конце концов, ценно не то, что ты делаешь, а то, что о тебе говорят.

В «Оскорбленных чувствах» образ путинской России сдобрен порцией априорной литературной узнаваемости. Щедринская трагикомическая интонация прочитывается как пародия на «Историю одного города», роман-дежавю перетекает в экстерьеры современной России, ложится на страницы густым фейсбучным языком.

Вороватое липкое прикосновение пошлости — от которого читателю сложно отделаться — достигается приемами гротеска, литературной и стилистической игры. Внимание Алисы Ганиевой к интертекстуальности оборачивается нанизыванием хрестоматийных мотивов и «общих мест». Так, именины любовницы министра регионального экономразвития Лямзина Марины Семеновой напоминают празднование дня ангела Настасьи Филипповны у Достоевского. Волна доносов и страхов — провозглашенную Чеховым «беликовщину», орнаментализм прозы — стилистический метод Олеши. Метафора города N, расширенная до топоса всей России, — «гротескный парад коррупционных страстей» у Гоголя.

Леночка была арестована, но вирус наветов и кляуз буравил город. Сосед подглядывал за соседом, казаки, патрулируя город, поигрывали нагайками: как бы кто не осквернил нацсимвол, не пошатнул устои, не попрал святое. Жители области все чаще осекались на полуслове, осторожничали, косились по сторонам — не брякнуть бы лишнего в соцсетях, не слопать бы ненароком австралийское мясо или французский сыр, не завела бы нелегкая на запрещенный сайт через виртуальную частную сеть, не призвать бы случайно к чему не положено…

«Оскорбленные чувства» были задуманы как пощечина путинскому режиму. Алиса Ганиева влепила ее широко размахнувшись, чтобы ударить больнее. И сделала это с оглядкой на литературный иконостас Гоголя-Достоевского-Щедрина, который окончательно придавил своей тяжестью трафаретных, картонных персонажей, расставленных по углам романа писательницы, как муляжи шахматных фигур.

Получился интертекстуальный коктейль — с отсылками к «Мертвым Душам», «Идиоту», «Зависти» — густо взбитый и смешанный, он до такой степени перебродил, что потерял всякую форму и вкус.