Собиратель осколков

• Эрик Хобсбаум. Разломанное время. Культура и общество в двадцатом веке / Пер. с англ. Н. Охотина. — М.: Издательство АСТ: CORPUS, 2017. — 384 с. 

Ученые любят давать имена. Они повинуются мимолетному порыву, как Гелл-Манн, увидевший в романе Джойса ничего не значившее тогда слово «кварк». 

Эрик Хобсбаум — историк, крестный отец времени, предпочитает имена со смыслом, когда nоmen est оmen настолько, что лишних вопросов можно не задавать. Есть «век революции», «век империи», а в 1991 году закончился еще один суматошный век — «эпоха крайностей» или «разломанное время».

Здесь следует упомянуть, что, конечно, под «веком» Хобсбаум имеет в виду вовсе не календарный, а исторический период, и потому века получаются разной длины. ХХ век, начавшийся позже и закончившийся раньше, чем было положено календарем, длился всего 77 лет.

ХХ век, или точнее — его вторая половина, стал веком западного обывателя, и, хоть в меньшей степени, обывательницы. XXI век глобализовал это явление. Он также выявил дефекты политических систем, отождествляющих демократию с эффективным всеобщим голосованием и представительной властью. <...> С культурной точки зрения столетие обывателей и обывательниц дало куда более положительный результат, хотя и свело общество потребителей классической буржуазной высокой культуры к узкой нише стариков, снобов или богачей в погоне за престижем.

Век обывателей, не терпящих любого отклонения от нормы, принес невообразимое количество смертей. Но речь в этой книге не о войнах, а о трансформации важных категорий человеческого бытия. Привычные вещи настолько изменились, что, казалось, уже ничто не сможет их возродить. И в первую очередь в этом своеобразном некрологе Хобсбаума упоминается искусство. Того, что раньше называлось «искусством», в ХХ веке больше нет.

Искусство перестало быть тем, что человек создает в процессе творчества, — и стало тем, что он думает. «Концептуальное искусство» в конечном счете произошло от Дюшана, и подобно Дюшану с его подрывной выставкой писсуара в качестве «реди-мейд»-объекта, эти практики стремятся не расширить пространство изящного искусства, а уничтожить его. 

С искусством связано понятие красоты, но теперь это слово используют лишь немногие — «математики, шахматисты, спортивные репортеры, поклонники человеческой красоты (будь то внешность или голос)». Погибла в жерновах жесткого века и неразрывно связанная с созиданием тишина — никто больше не желает остаться наедине с собой: «Общество потребления, похоже, расценивает тишину как преступление».

Но вместе с тем исчезли и расстояния, а вместе с ними — границы. Путешествие становится привычным делом, и это способствует не только процветанию туризма, но и взаимопроникновению различных информационных пластов, ведь «вместе с миллиардами путешественников путешествуют и эпидемии — от СПИДа до культуры». Разломанное время — эпоха, когда фрагменты множества миров перемешиваются, пытаются сплавиться в целое, но в большинстве своем так и остаются разрозненными. ХХ век воплотил в реальность миф о Вавилонской башне, проклятие которой уничтожило возможность единой общемировой культуры. 

Ничто не расценивается как предзаданное, ничто не принимается как должное. Мышление в категориях «красиво — некрасиво» переходит в детское «нравится — не нравится», и усиление роли реципиента, конечно же, реакция еще на одну смерть — автора:

Насколько наша любовь к музыкальному произведению или картине основана на ассоциациях — не на красоте песни, а на том, что мы считаем ее «своей»?

Хобсбаум одинаково увлеченно рассуждает о национальной кухне, спорте, фестивалях, звуках, еврейском вкладе в западную культуру, эстетике ар-нуво, устанавливая взаимосвязь между, как может показаться на первый взгляд, явлениями совершенно разного рода. «Разломанное время» — не портрет эпохи, но пестрый сборник с описаниями наиболее интересных обломков противоречивого и такого короткого века.