Метафизика виски

• Чарльз Буковски. Из блокнота в винных пятнах / Пер. с англ. М. Немцова. — М.: Эксмо, 2016. — 384 с.

просто там где Шестов
говорит «трагедия»
Буковски говорит «whisky»

а там где Шестов
говорит «метафизика»
Буковски говорит «fuck»

Владимир Ермолаев

В одном из своих верлибров цикла «Буковски и Бротиган» рижский поэт Владимир Ермолаев неожиданно сопрягает фигуры Чарльза Буковски и русского философа-экзистенциалиста Льва Шестова. Ермолаев ожидает, что параллельное чтение этих двух творцов будет чем-то вроде контрастного душа, однако на поверку между ними оказывается много общего: оба говорят о тяжелой хмари человеческого существования, оба делают акцент на трагизме конкретной человеческой жизни — разница между Буковски и Шестовым есть лишь в способе изложения собственных мыслей.

Простота и прямота («Я швырнул себя навстречу своему личному божеству — ПРОСТОТЕ») — отличительные черты стиля Буковски, которые прослеживаются во всем его творчестве, удивительно обширном для человека с не самым здоровым образом жизни (писатель был заядлым алкоголиком, виски, по его словам, «сглаживает края, хорошо омывает мозги, что шевелятся чересчур»). Еще раз в этом убедиться помогает недавно вышедший по-русски сборник «Из блокнота в винных пятнах», включающий разновременные рассказы, статьи, а подчас и полудневниковые записи великого американца. Некоторые из представленных здесь текстов и вовсе были опубликованы впервые именно в этом сборнике. В книге встречаются, например, подобные пассажи, хорошо характеризующие авторскую установку:

Стиль означает — никакого щита.
Стиль означает — никакого фасада.
Стиль означает предельную естественность.
Стиль означает — человек сам по себе среди миллиардных толп.

Или «Гениальность может оказаться способностью говорить просто о глубоком».

Влияние на стиль Буковски, по его признанию, оказали Уильям Сароян и Джон Фанте, Фридрих Ницше и Федор Михайлович Достоевский (последнего американец зачастую называет именно так, по имени-отчеству, в отличие, скажем, от Тургенева), некоторые работы Хемингуэя. Однако с последним Буковски вступает в принципиальную полемику: «Наш урок с Хемингуэем в том, что человек жил хорошо, но скверно, видя в победе единственный свой путь».

В предисловии к сборнику утверждается, что Буковски в первую очередь известен как поэт. Для англоязычных читателей, вероятно, так оно и есть, однако в России его стихотворения явно проигрывают по популярности прозе. Поэзию у нас вообще издают и читают гораздо менее охотно. Если верить «Википедии», соотношение изданных и неизданных поэтических сборников писателя составляет три к сорока пяти, тогда как все его романы на русский переведены. Что же представляет собой Буковски-поэт?

На более чем двух тысячах страниц книги The Norton Anthology of Modern and Contemporary Poetry — блестящей попытки классификации литературного процесса в англоязычной поэзии от Уитмена и до наших дней — стихотворениям Чарльза Буковски места не нашлось, в отличие, скажем, от условно близких ему по духу Аллена Гинзберга или менее известных у нас Лоуренса Ферлингетти и Гэри Снайдера. Это в какой-то мере символично: Буковски в рамках классификаций тесно, он постоянно пытается отмежеваться от любого сопоставления, ниспровергая любые авторитеты, выступая против любой «групповщины» («Гений я или нет, меня заботило далеко не так, как тот факт, что мне просто не хотелось быть частью чего угодно»). В одном из своих интервью Буковски говорит: «Я одиночка, я занимаюсь своим. Бесполезно. Все время спрашивают меня про Керуака, и неужели я не знаком с Нилом Кэссиди, не был ли я с Гинзбергом и так далее. И я вынужден признаваться: нет, всех битников я пробухал; я тогда не писал ничего». Впрочем, в одном из отрывков книги «Из блокнота в винных пятнах» Буковски признается, что Гинзберг — самая пробуждающая сила в американской поэзии после Уитмена, а в другом — и вовсе пытается выдать себя за автора «Вопля».

В своих стихотворениях Буковски так же бескомпромиссен, как и в прозе. Он честно и открыто разрабатывает все свойственные ему темы, которые практически исчерпывающе перечислил все тот же Ермолаев в другом своем произведении:

Буковски писал
о лошадях женщинах
обывателях выпивке
о том как он пишет стихи
о том как ему не пишется
вот и все о чем писал
поэт Буковски

не так уж мало если подумать
ведь каждая из этих
тем неисчерпаема
и не так уж много если учесть
что писал он
о лошадях женщинах
обывателях выпивке
о том как он пишет стихи
о том как ему не пишется
каждый раз примерно
одно и то же

Из магистральных направлений его рассуждений не упоминается разве что классическая музыка («звуки, исходившие из фонографа моей учительницы в третьем классе, были для меня нечеловеческими, эти звуки никак не соотносились с реальной жизнью и реальным существованием, с морем или бейсбольным ромбом») да тема смерти («Я ношу смерть в левом кармане. Иногда я достаю ее и говорю: “Привет, дорогая, как дела? Когда ты придешь за мной? Я буду готов”»).

Сам писатель так определяет предмет своих интересов: «Жизнь — с маленькой „ж“». При прочтении большого количества стихотворений Буковски подряд, некоторая тематическая односторонность действительно становится заметной, однако глаз она не режет. Это, безусловно, сознательная установка («поэзия — это важно, если к ней не стремишься, не наполняешь ее звездами и фальшью»), воспроизводящая неизменно похожие друг на друга рутинные будни, но то здесь, то там их нарушает неизбывный лиризм, помогающий герою примириться с еще одним днем:

Долгая прогулка ночью —
вот что полезно для души:
заглядывать в окна
наблюдать, как уставшие
домохозяйки
пытаются отбиться
от своих разгоряченных пивом мужей.

Все эти темы хорошо известны русскоязычным (по)читателям прозы Буковски: за исключением «Макулатуры», он фактически пишет одну и ту же книгу с элементами автобиографии, будь то роман взросления «Хлеб с ветчиной» или «Женщины» — современная вариация на тему «Декамерона». Подобная приверженность схожим сюжетам прослеживается и в сборнике «Из блокнота в винных пятнах». Некоторые фрагменты переходят из одного текста в другой чуть ли не дословно, лишь незначительно меняясь. Это напоминает чтение разных списков памятников древней литературы: сопоставление небольших отличий в похожих местах помогает понять ту или иную интенцию автора.

В целом же в этой позиции видится какая-то невероятная честность: если Буковски о чем-то и пишет, то он это все испытал на собственной шкуре. В предисловии к сборнику упоминается, что в одном из своих манифестов под характерным названием «В защиту определенного вида поэзии, определенного вида жизни, определенного вида полнокровного существа, которое однажды умрет» Буковски развивает поэтику сердца, поэтику нежности и открытости. И благодаря этому сборнику разновременных произведений прекрасно видно, что автор остается верным своим установкам на протяжении всей жизни.