Саймон Кричли. Книга мертвых философов

• Саймон Кричли. Книга мертвых философов / Пер. с англ. П. В. Миронова. — М.: РИПОЛ классик, 2017. — 448 с.

Саймон Кричли — английский  философ, публицист, профессор Новой школы социальных исследований (Нью-Йорк). Автор ряда книг, таких как «Этика деконструкции: Деррида и Левинас» (1992), «Надежда отчаявшихся» (2012), «О самоубийстве» (2015). В 2017 году вышел перевод сборника его эссе о творчестве Дэвида Боуи. «Книга мертвых философов» также сборник коротких эссе примерно о 200 мыслителях, охватывающий все основные философиские школы, начиная от классических греческих и китайских ученых и заканчивая христианскими святыми и теоретиками нынешних дней. В свойственной ему провокационной и развлекательной манере Кричли делится интересными историями как о том, что думали философы о смерти, так и о том, как именно они умирали.

Долгий XX век. II

Аналитики, континенталисты, немного агонии и околосмертельный опыт

Ганс-Георг Гадамер (1900-2002)

Гадамер — единственный философ в этой книге, умерший почти на моих глазах. Дело было в Перудже, в Италии, в 1986 году, в летней школе, посвященной Хайдеггеру (в то время я был аспирантом). Гадамер должен был произнести речь о своем бывшем учителе, и около 40 человек собралось в ожидании услышать его историю о недавно опубликованных лекциях Хайдеггера (которые он сам, к слову, посещал в Марбурге в 1920-е годы).

Ослабевший с возрастом, передвигающийся с палочками вследствие перенесенного в 22 года полиомиелита, Гадамер спускался по лестнице в аудиторию. Внезапно он упал. Громыхание палочек и стук ударяющегося о каждую из двадцати пяти ступенек итальянского мрамора тела отдавался эхом в каждом из нас.

Мы ожидали худшего. Приехавшая по вызову скорая отвезла его в больницу. Необычайно быстро он поправился, и уже через несколько дней произносил свою речь. Синяки на голове были прикрыты бинтами.

Эта история как нельзя лучше иллюстрирует упорство этого человека и гуманизм, который он защищал на поприще философа. Гадамер был весьма впечатляющим человеком. Помню, как несколько студентов сидели с ним вечером на улице в те же времена, наслаждаясь умбрийскими ночами и обсуждая Платона — предмет страсти Гадамера. Мы пили красное вино (если говорить совсем честно, то очень много красного вина), и Гадамер сказал: «Платон считал, что вино крайне важно. Оно приводит кровь в движение». К счастью, медицина недавно подтвердила изыскания Платона.

На 102-м году жизни Гадамера спросили, что он думает об атаке на Всемирный торговый центр. Он ответил по-немецки: «Es ist mir recht unheimlich geworden», что означает, что мир превратился в странный и необъяснимый даже для него. «Люди не могут жить без надежды, и это — единственное утверждение, которое я буду защищать безусловно». Однако, когда его ученик и преемник Дитер Генрих в последний раз приезжал к нему в Гейдельберг, Гадамер вновь повторил, что человек не может жить без надежды, но при этом добавил, что надежды осталось «вот сколько», показывая крошечный зазор между большим и указательным пальцем.

Когда Гадамера спрашивали о смерти, он язвительно замечал, что «это одна из самых неприятных частей жизни». Когда же журналисты допытывались, мучается ли он, он отвечал: «Не слишком, все просто стало очень сложно». Подвижность Гадамера в последние годы жизни была изрядно ограничена, и он часто шутил: «Слава Богу, что люди думают не ногами».

Незадолго до смерти Гадамер жаловался на боли в желудке и перенес операцию, после которой как будто полностью оправился, что было удивительно для человека его возраста. День выписки он отпраздновал чашкой супа и бокалом вина. На следующее утро у него случился сердечный приступ, он потерял сознание и умер тем же вечером.

Жак Лакан (1901-1981)

Пожалуй, во всей современной континентальной философии нет фигуры более противоречивой, чем Жак Лакан. Кому-то он представляется мракобесом и шарлатаном, прикрывающимся одежками софистов; другие же благоговеют перед ним и считают его слова не менее пророческими, чем текст Писания.

Мне кажется, что, прежде всего, Лакан был учителем психоанализа. Он сформировал концептуальную философскую основу, повлиявшую на клинические факторы дисциплины. Лакан развивал свое учение перед сотнями людей, проявляя большую эрудицию, юмор и оригинальность, на семинарах, которые он проводил с 1953 по 1979 год.

В первую сессию своего двадцать шестого и последнего семинара 21 ноября 1978 года Лакан открыл рот и не смог произнести ни слова. Зрители тоже молчали, не в силах поверить в происходящее. Лакан утратил голос, пленявший французских интеллектуалов на протяжении последней четверти века.

Он повернулся к доске и начал рисовать крючки, узелки и другие топологические символы, все больше занимавшие его в последние годы. Затем он запутался, повернулся к публике, что-то пробормотал о совершенной им ошибке и вышел из аудитории.

По словам его верного, хотя иногда и язвительного биографа Элизабет Рудинеско, кто-то в зале сказал: «Это не важно, мы все равно вас любим».

Преподавание Лакана в последние годы во многом характеризовалось паузами. Некоторые списывали их на глубину ума и дальновидность философа, другие считали, что все дело в частичном параличе или нарушениях кровообращения в сосудах головного мозга. Как бы то ни было, чуть позже Лакан сам диагностировал у себя рак толстой кишки, но отказался от операции из-за страха перед хирургическим вмешательством.

В последний год жизни Лакан был все больше сбит с толку и одинок. Окружавшие его члены семьи контролировали расформирование основанной им школы психоанализа и спешили открыть новую, во главе которой стояли дочь и зять Лакана. Рак толстой кишки неумолимо развивался, и философ согласился на операцию. Ему наложили швы, которые внезапно разошлись, и вскоре Лакан начал страдать от перитонита, а затем и от сепсиса.

Как и его кумиру Фрейду, Лакану прописали морфий, и прежде, чем он сработал, Лакан произнес свои последние слова: «Я упрям... я умираю».

Теодор Адорно (1903-1969)

Я много думал об Адорно, Тедди, как его называли друзья, или «нашем старине Тедди», как он подписывал личные письма мне. Во время вынужденного изгнания из родного Франкфурта в период Второй мировой войны Адорно провел почти восемь лет в Брентвуде, в Западном Лос-Анджелесе, в пяти кварталах от места, где я пишу эти строки. С декабря 1941 по октябрь 1949 года семья Адорно жила в комфортабельном доме на Саут-Кентер-авеню, неподалеку от дома, где О. Джей Симпсон «якобы» убил свою бывшую жену.

Годы, проведенные Адорно в Лос-Анджелесе, оказались для него чрезвычайно продуктивными. В соавторстве с Максом Хоркхаймером он написал «Диалектику Просвещения», закончил «Философию новой музыки», принял участие в проекте «Исследование авторитарной личности» и набросал основные содержательные фрагменты своей наиболее читаемой книги «Минима Моралиа». По правде говоря, сложно представить себе размышления Адорно об индустрии культуры и потребительском капитализме в отрыве от зажиточной залитой солнцем пустыни Западного Лос-Анджелеса. Солнце пустыни отбрасывает четкие темные тени, так удачно показанные в лучших голливудских фильмах того периода в стиле «нуар».

По тону прозы Адорно того периода (писавшего, к примеру, что каждая поездка в кино отупляла и портила его) можно судить, что Тедди и его многострадальная жена Гретель вели в Брентвуде счастливую жизнь. Много времени они проводили с Хоркхаймерами и Томасом Манном, жившим неподалеку. Также они были активными членами голливудского общества, встречались со звездами вроде Греты Гарбо. Тедди как обычно крутил романы. Чарли Чаплин пригласил Адорно на частный показ своего фильма 1947 года «Месье Верду». После ужина Адорно играл на фортепьяно, а Чаплин показывал пародийные сценки.

Возможно, именно слово «No» в имени Адорно ускорило его гибель (Тедди Визенгрунд взял лишь корсиканскую фамилию матери, подавая в Калифорнии заявку на американское гражданство). В разгар политической драмы вокруг студенческого движения во Франкфурте в 1968 леворадикальные студенты атаковали Адорно за его критику. Его «Нет!» воспринималось, как противодействие, отрицание революционной политики действия. Адорно писал в письме Сэмюэлу Беккету: «Во всяком случае, в том, что тебя со всех сторон атакуют как реакционера, есть элемент неожиданности».

22 апреля 1969 года в начале его последнего лекционного курса произошел инцидент, изрядно потрясший Адорно. Двое студентов взобрались на платформу и потребовали от него публично покаяться за то, что он вызвал полицию для разгона студентов, оккупировавших Институт социальных исследований, и за то, что он принимал участие в судебном преследовании бывшего студента Ганса-Юргена Краля (чье нашумевшее дело было в то время на слуху у всех левых радикалов).

Один студент написал на доске: «Если Адорно оставить в покое, капитализм никогда не прекратит существовать». Затем его окружили три студентки, которые посыпали его лепестками цветов, обнажили груди и начали эротическое представление. Тедди никогда не был ханжой, и, при других обстоятельствах, скорее всего, оценил бы происходящее, но в этот раз он сбежал в панике.

Больше он лекций не читал. Находясь в состоянии физического и морального истощения, он отправился в отпуск в Швейцарию с Гретель. После интенсивного восхождения на 3000-метровую гору Адорно почувствовал учащенное сердцебиение. На всякий случай Гретель отвезла его в местную больницу и вернулась в отель. На следующий день она узнала, что утром он скончался в результате сердечного приступа.

Те, кому знакома безжалостная критика, свойственная работам Адорно, оценят иронию: он родился 11 сентября и умер 6 августа, в годовщину бомбардировки Хиросимы.

В 1970 году, вскоре после публикации «Эстетической теории» — последней, незаконченной работы Адорно, Гретель попыталась покончить с собой, выпив снотворного. Попытка не увенчалась успехом, но до самой своей смерти в 1993 году она нуждалась в постоянном наблюдении.

Эммануэль Левинас (1905-1995)

В серии автобиографических высказываний, опубликованных под общим названием «Подпись», Левинас рассказывает о том, что всю его жизнь предопределили воспоминания об ужасах нацизма. Во время Второй мировой войны Левинас, уроженец Литвы, получивший французское гражданство в 1930 году, потерял большую часть близких и дальних родственников. Вероятно, нацисты убили их во время погромов, прошедших в июне 1940 года при активном участии литовских националистов.

После падения Парижа немцы захватили Левинаса в плен в июне 1940 года в Ренне и отправили в лагерь в Магдебург, на севере Германии. Левинас был офицером французской армии, поэтому вместо концентрационного лагеря попал в лагерь для военнопленных, где в течение пяти лет работал в лесах. Его жена и дочь изменили имена и прятались в католическом монастыре в окрестностях Орлеана. После войны Левинас поклялся никогда больше не ступать на немецкую землю.

В своем втором по счету философском трактате «Инобытие, или По другую сторону сущности» (1974) Левинас пишет посвящение на иврите, перечисляя всех убитых членов своей семьи. Во втором посвящении, на французском языке, он сосредотачивается на войне во Вьетнаме и вспоминает всех тех, кто погиб от того же антисемитизма, от той же ненависти к другим. Антисемитизм в понимании Левинаса — это антигуманизм, и главный урок, который можно извлечь из Холокоста, — научиться брать на себя ответственность за другого человека. Именно об этой ответственности во время Второй мировой, да и многих других войн, совершенно забыли.

Жизнь Левинаса-философа в той же мере была предопределена воспоминаниями об ужасах нацизма, как и его личная жизнь. В 1928 году он учился во Фрайбурге, где проводил презентацию на последнем семинаре Гуссерля, и посетил первую лекцию преемника Гуссерля Хайдеггера. Будучи во Фрайбурге, Левинас активно читал «Бытие и время» Хайдеггера. Спустя много лет он вспоминал: «Я отправился во Фрайбург за Гуссерлем, но нашел Хайдеггера».

В последующие годы, вернувшись во Францию, он планировал написать ознакомительную книгу о Хайдеггере, первую в своем роде.

Представьте, как был шокирован Левинас, узнав, что в 1933 году Хайдеггер вступил в НСДАП. Спустя годы он писал: «Многих немцев можно простить, но есть те, которых простить тяжело. Тяжело простить Хайдеггера». Левинас забросил книгу о Хайдеггере и провел следующие несколько лет, анализируя свой подход к философии и иудаизму.

Принимая во внимание, что между философией Хайдеггера и его политическими воззрениями есть фатальная связь, Левинас задался вопросом, как философия может существовать, не совершая подобной ошибки. Как мы уже заметили в случае с Эдит Штайн, основная концепция, требующая переосмысления — это смерть. В «Бытии и времени» Хайдеггер пишет, что смерть — это «возможность невозможности».

Таким образом, смерть есть ограничение жизни, которое необходимо осознать для того, чтобы познать самого себя.

Левинас попросту выворачивает это высказывание наизнанку и заявляет, что смерть есть «невозможность возможности», то есть явление, которое не может быть предсказано, представлено и понято.

Смерть — это не явление, позволяющее появиться истинной личности, а, скорее, непознаваемое событие, разбивающее жизнь, и оставляющее человека пассивным и беспомощным. Другими словами, по Левинасу, смерть не принадлежит человеку, но является чем-то совершенно иным. На основании этого утверждения он выстраивает этическую проблематику, открытую влиянию Другого. Наиболее убедительное воплощение Другого здесь — другой человек.

По иронии судьбы, великий еврейский философ скончался в канун Рождества 1995 года. Прощальную речь на похоронах четыре дня спустя произнес Жак Деррида. Причиной смерти, скорее всего, стала болезнь Альцгеймера, но это так и осталось неподтвержденным из-за того, что сын и дочь Левинаса яростно спорили из-за наследства.