Ничего не было

Часть 1. Разработка «Собака-психопомп»

приходит зима, уходит зима, приходит, вот и ездишь туда-обратно, как хоббит, надеваешь траурный воздух мехом наружу, думаешь: «сдюжу или не сдюжу?» впрочем, думаешь это другими совсем словами, какими думают коми или саами

Геннадий Каневский

1

Если пойдёшь раннею ночью дворами многоэтажных домов — покажется, что одинок, мир пустой, никого нет. На улице темно, люди и животные укрылись и спят. Вокруг притаились бетонные глыбы и растения — рядами, рощами и неровными клумбами. Электрического света не много, асфальт и стены примерно одного мерцающего серого цвета; чуть темнее — утрамбованные газоны, слабо блестящие осколками и пробками. Зрение помогает мало, и неспящему воображению ничего не остаётся, как пытаться дорисовать на этом бедном фоне что-нибудь пугающее. Дымка, стены, деревья, асфальт, затоптанная земля и что-то расплывчатое там, куда не добирается экономный свет дворовых ламп. Ты не видишь никого, никто не замечает тебя. Кому ты нужен?

Но ощущение невидимости и ненужности обманчиво — в окнах кто-то есть, кто-то смотрит. Движущиеся предметы всегда под присмотром. На тебя глядят из редких освещённых окон, неплотно задёрнутых занавесками, и особенно из окон тёмных. Темнота защищает наблюдателя. Невидимые высматривают из окон, наблюдают с застеклённых балконов и завешенных тяжёлым бельём глубоких лоджий.

Ночные зрители стоят, сидят, лежат в своих укромных квартирах, небольшие комнаты прилеплены друг к другу слева и справа, сверху и снизу. Из множества отдельных окон и балконов образуется поверхность большого составного глаза. Он живой, он смотрит. Каждая комната со своим окном — структурная единица сложного глаза, его омматидий. Каждый гражданин — житель собственного омматидия. Каждый дом — фасеточный глаз большого тёмного насекомого.

Глядят ли гигантские бабочки глазами-домами на людей или высматривают друг друга, одержимые любовью и ненавистью, — кто знает. Или ищут невидимые нам цветы, несущие медовые железы с нектаром, полезным и питательным, — как знать. Опять же, что прохожим до этих, придуманных, бабочек.

Люди живут своей жизнью. Но даже если смел, здоров и вообще ничего никогда не выдумываешь, ты под присмотром окон и балконов. Проходишь мимо больших глаз. Везде подрагивают и шуршат огромные бабочки. Им видно всё. Они почти никогда не спят.

Если ночью негодяи затащили слабого человека в тёмный автомобиль и увозят, можно не сомневаться: кто-то заметит. И, наверное, позвонит в милицию.

Ранней ночью ходить опасно.

Карпанова остановили утром, на последнем отрезке пути на работу. Он вышел наверх со станции метро «Красные ворота», из вестибюля, что ближе к Казанскому вокзалу. Перешёл дорогу по направлению к одному из зданий железнодорожного министерства. Светило солнце. Было лето.

— Ну, не бойся, не бойся, поехали с нами.

— Не вздумай закричать. Мы же друзья. Не беги. Надо, надо подписать сегодня, и всё будет в порядке.

— Может, не надо? Боюсь я, убьют.

— Да ладно, поехали, сейчас объяснят.

Утром мало кто смотрит в окна. Утром фасеточные глаза домов не такие зоркие. Гигантские бабочки дремлют.

2

И был только океан без берегов, и был Инмар, и брат его злой, Кереметь.

И целый день летела бабочка над бесконечной водой.

И вечером подул сильный ветер, ударил бабочку по крыльям, упала она в воду и начала тонуть. Испугалась бабочка и от страха стала расти. Росла, росла, и вот достала лапками дна океана, и принялась отталкиваться, и почти уже вырвалась из воды. Но в это время кто-то, видимо, злой Кереметь, тихо засмеялся и аккуратно приколол большую бабочку деревянной иглой ко дну. Билась она, билась а потом затихла. Наверное, умерла. И превратилась Большая Бабочка в землю. Помятые крылья стали горами и долинами, из чешуек на крыльях выросли леса. Деревянная игла с тех пор — мировое древо.

Если смотреть на глобус Земли, видно упавшую в океан бабочку, она называется Европой, Азией и Африкой. Европа слева от грудки, справа — Азия. Брюшко лежит на юго-востоке, и яйцеклад едва заметен на отмели между двух тёплых океанов. Голова у самого холодного солёного моря, и усики-антенны вмёрзли в вечный лёд.

И можно найти место, где воткнулась в грудку бабочки деревянная игла.

А самец бабочки, который всегда следовал за нею, от любви и отчаяния бросился в море и захлебнулся. На карте мира видно его криво упавшее тело и вывернутые крылья. Теперь это сдвоенная Америка.

Кто знает, что всё это значит. Скорее всего — просто так получилось. И по древу жизни спустились с неба на землю:

И по древу жизни поднялись из-под земли:

И стали жить на земле.

А Кереметь придумал и всю ночь лепил из глины людей. Он принёс из океана солёной воды во рту и смешивал с глиной, чтобы люди получались крепче. Утром добрый брат Инмар увидел всё это и хотел выдернуть деревянную иглу, оживить и освободить большую бабочку. Но если бы бабочка полетела, люди и животные упали бы в океан и утонули. И Инмар пожалел людей и животных.

3

До недавнего времени найти этот подвальный склад можно было довольно легко. Ночью, а в то время ночью почти не было движения автомашин по улицам около склада, нужно было сильно разогнаться по Токмакову переулку, выскочить на ту- пиковый перекресток и вовремя не затормозить. Тогда автомобиль вынесет на тротуар и угодишь прямиком в люк для разгрузки товаров в стене старого дома. Конечно, загрузочное отверстие было закрыто металлической дверью, но что значит такая дверь для летящего автомобиля? Однажды, в конце девяностых, так и случилось. Когда работники пришли утром, неловкая машина наполовину свисала внутри подвального склада, почти под потолком. Водитель спал в кабине. Поцарапанный автомобиль вытолкали на улицу, загрузочные двери склада поменяли на стальные, и больше таких происшествий не случалось. А позже на Т-образном перекрёстке Старой Басманной улицы и Токмакова переулка вообще поставили светофор.

Работники жили за кольцевой автомобильной дорогой. Путь на работу был неблизкий, и когда опаздывали, говорили: «МКАД стоит». По утрам сначала передвигались в медленных дальних подмосковных автобусах или электрических поездах, а потом уже садились на конечных станциях метро и добирались до склада.

Есть несколько вариантов маршрута.

На метро можно сначала добраться до станции «Курская». Прямо из стеклянных дверей по указателю «на улицу Казакова» идти в тоннель под вокзалом. В фойе станции метро, перед тоннелем перехода грелись, обедали и выпивали бездомные, и непослушные дети нюхали клей, засунув головы в полупрозрачные пакеты. Им было тепло и празднично среди мрамора стен и тёплого света огромных люстр — здесь недавно сделали ремонт. Потом идти с потоком студентов до топографического института, здания с двумя большими белёными шара- ми у входа. Сюда нужно было не всем, и оставшаяся часть студентов продолжала идти дальше, до института химического. Если двигаться с ними, а потом оторваться от движущихся и уйти дворами направо, по направлению к Немецкой слободе, затем налево и через дорогу — окажешься рядом с серым шестиэтажным зданием. Там на первом этаже магазин принадлежностей. Дверь на склад как раз во дворе этого дома.

Можно доехать до станции метро «Красные ворота», выйти из вестибюля, встроенного в высотку, идти мимо зданий железнодорожного министерства до Новой Басманной улицы. Далее — по улице и через мост над железной дорогой. По ходу движения, справа, расположен сад имени генерала Баумана. В саду когда-то стоял флигель, где жил мрачный философ Чаадаев. Сейчас сад зажат доходными домами начала прошлого (ко времени повествования совсем немного как прошлого) века. Ещё дальше — мимо военного комиссариата, мимо здания старой Басманной больницы, через арку во двор, а там уже виден нужный дом с тыльной стороны и металлическая дверь, ведущая в искомый подвал.

Ещё можно пройти от станции метро «Бауманская»: сначала совсем немного по трамвайным путям, в этом месте как раз парадный въезд в Немецкую слободу, потом налево и всё время прямо. Мимо знаменитого церковного здания, где крестили поэта Александра Пушкина, ещё дальше, до площади Раз- гуляй, справа — райком, слева — дом будто бы Якова Брюса, ну, взглянули последний раз, уже недалеко, вот полудеревянный дом Пушкина Василия; к чему все эти знания, кто знает, и ещё совсем немного, — вот он, серый дом. А там — с чёрного хода и вниз, в подвал.

Доходный дом под номером тридцать три построили в позапрошлом теперь уже веке на территории городской помещичьей усадьбы. В обмен за земельный участок бывшим владельцам усадьбы отдали весь первый жилой этаж. Потом в первом этаже какое-то время жил народный комиссар, а оставшихся хозяев расположили в двух комнатах прислуги. И сейчас в этих комнатах над складом жил последний потомок хозяев усадьбы — живописный старик в усах, бороде и с курительной трубкой. Был он редактором литературного журнала, когда проходил мимо, вкусно пахло трубочным дымом. Иногда последний потомок заливал подвальные складские помещения тёплой и холодной водой.

Народный комиссар жил здесь недолго, и очень давно большую квартиру на первом этаже приспособили под магазин принадлежностей. Подвал, где сейчас находится торговый склад, раньше принадлежал этому магазину, но наступили тяжёлые времена и подвал пришлось разгородить, посередине навесить железную дверь и одну половину сдавать в аренду.

Вниз, на склад, ведёт винтовая металлическая лестница, прямо от ржавой наружной двери с новым сейфовым замком. Этот вход сразу за деревянной дверью чёрного хода со двора, там найдёте сразу.

Весной склад затапливало, и тогда складируемые стопки коробок красиво оседали, будто подтаивали в жару стопки кубиков сливочного масла на подносе в общественной столовой. Коробки постепенно кренились и криво падали в весеннюю воду. Вода шла из подземелий через дыру в полу размером с небольшую ладонь, по съеденной ржавчиной, почти невидимой трубе.

Но весной в коробках оказывались уже просроченные календари, к чему они, их было не жалко. Старые календари всё равно приходилось выкидывать. Календари даже недавно начавшегося года уже никому не нужны, их не купят. Время безжалостно идёт вперед.

От площади трёх вокзалов до Яузы течёт под землей в кирпичном коллекторе река Чечёра. Течёт под Доброслободской улицей, под Елизаветинским переулком. Стена коллектора находится совсем близко от стенки торгового подвала на Старой Басманной. Справа по трубе впадает в Чечёру Ольховский ручей. Слева ещё недавно впадал ручей Кукуй, теперь же, говорят, что-то произошло, его засыпало и задавило землей, или поперек встала бетонная плита, или плита стальная, или ещё что. Об этом рассказывают, но никто не видел его мёртвым. Каждой весной Кукуй ищет свою Чечёру, не находит, пытается пробиться на поверхность, но куда там — везде асфальт, вот и растекается по подвалам окрестных домов, затапливает земляные этажи и торговые склады.

4

Со временем доброму Инмару люди понравились, и от любви к ним он вложил каждому в грудь прекрасную маленькую бабочку. Маленьких бабочек Инмар придумал по подобию большой бабочки, а потом уже нашёл их в тайной пещере вблизи мирового древа.

Глина, из которой слеплены люди, непрочная, из-за этого они болеют и слабеют. И потом всегда умирают. После этого маленькие бабочки вылетают из человеческих тел и возвращаются к своей матери — бабочке большой, в тёплую пещеру, ту, что около мирового древа. Глиняное тело человека остаётся беспомощным и ненужным. Инмар научил людей, как с ним поступать дальше.

Древо Мира найти легко. Оно находится там, где белая река впадает в чёрную реку. Какое-то время белая вода течёт рядом с чёрной водой. Дальше течёт только чёрная. Белая вода не может долго быть видимой человеческому глазу. Всё это можно увидеть и сейчас. На высоком берегу чёрной реки в месте впадения реки белой как раз и расположены два отверстия, которые ведут в пещеру, — открывается то один вход, то другой. В один вход влетают маленькие бабочки, из другого вылетают.

По стволу Древа Мира вверх-вниз бегает белка, она белая, когда бежит сверху вниз; когда же воз- вращается снизу вверх — уже чёрная, и неизвестно, белка ли это. Так можно узнать древо мира. Верхушкой древо упирается в небо, а корни глубоко внизу, в подземелье. Рядом пещера с маленькими бабочками.

И так было, и так бывало.

И дал Инмар людям язык, чтобы могли говорить друг с другом. А Кереметь со временем показал буквы и научил писать. Поначалу люди слабели и таяли без пищи, и тогда Инмар научил их собирать и есть зёрна и травы. А Кереметь научил убивать и есть животных.

Люди умирали, их было жалко, и тогда Инмар придумал детей и любовь. И начали плодиться люди и накапливаться на новой земле. И стало их много, и было тесно, и пришлось расходиться в разные стороны от центра земли, вдаль от деревянной иглы, проткнувшей Большую Бабочку.

И стало примерно так:

на левом крыле Бабочки начали жить племена

— на правом крыле Бабочки.

И ещё племена и племена, но кто про них вспомнит и расскажет, только называют теперь этих людей — финно-угорцы. А около древа жизни, вокруг деревянной иглы, приколовшей большую бабочку, в центре мира, остались удмурты. Они и до сих пор тайно охраняют эти места, но никогда не признаются в этом. А племя меря от Древа Жизни дошло до конца земли. Жили меряне у последних рек, у края мира. Что там дальше, за границей земли, было неизвестно, да и знать страшно. Расселились и вдоль далёкой Москвы-реки. И внутри МКАДа.