Поэзия женщин мира

Предисловие

Они очень разные — эти женщины, пишущие стихи. Разные люди-человеки. Разные поэты. Покривил бы душой, если бы сказал, что это книга авторов одного уровня. Большинство из них мне знакомо — победительницы и лауреаты разных лет конкурса молодых поэтов русского зарубежья «Ветер стран ствий» (Рим) и поэтического фестиваля «Эмигрантская лира» (Бельгия), в жюри которых мне доводится ежегодно заседать; это Марина Гарбер, Вика Чембарцева, Майя Шварцман, это Наталья Крофтс, Татьяна Юфит, Наталья Пейсонен, Светлана Кочергина и Катерина Канаки. С другими давно знаком по их публикациям в альманахе «Под небом единым», книгам, как, например, с Инной Кулишовой, Еленой Игнатовой, Еленой Лапиной-Балк и Анной Людвиг. Третьих открываю для себя впервые, скажем, Нору Крук. Среди имён тех, с кем довелось общаться или быть дружным, есть и уже ушедшие, но живые в нашей памяти стихами, личностной воплощённостью, — Ольга Бешенковская, Мария Каменкович. А география — Израиль, Люксембург, Австралия, Грузия, Молдавия, США, Италия, Финляндия, Новая Зеландия, Великобритания, Греция, Франция!.. А Родина у них у всех одна, как уже много раз повторялось, — русский язык!

И ты, дорогой читатель, встретишь в этой книге авторов, которых уже знаешь, или откроешь для себя новых, которых, возможно, полюбишь.

Да, кому-то судьба даровала яркий талант поэтического высказывания. Чьи-то амбиции поскромнее, сдержанней. В любом случае речь идёт о моменте истины, которым поверяется творческая состоятельность — настоящесть.

Чем они восхищают, эти женщины? Мужеством! Тут нет никакого парадокса. Лирическое высказывание, искренность, открытость ставят поэта перед лицом огромного распахнутого пространства — он на ветру времён, его опаляют жгучие лучи дня, на него летят ливневые потоки ночи, к нему обращены испытующие взгляды современников, ревнивый взор с небес — как ты распорядился ниспосланным тебе даром?

За версификационным умением можно утаить невеликую содержательность текста, за искусственно слепленной образностью скрыть пустоту сказанного, ложное глубокомыслие. В то же время стиху присуща эмоциональная сила, которая наполняет вроде бы не обладающее афористичностью метафорическое высказывание. Пути поэзии, способы её воплощения в слове неисповедимы.

Прямая поэтическая речь не оставляет места для уловок. Каждая из этих женщин на своём уровне дарования несёт нам слово своей боли и печали, делится с нами своими тревогами или радостями, своими мыслями об окружающей жизни, воплощёнными в форму художественного мировосприятия, абсолютно не заботясь о том, насколько обнажены их души. Это и есть мужество поэта, доверие поэта к миру, к человеку — свойство, которым женщины-поэты одарены чаще мужчин!

Склоняю голову, целую их руки, желаю им успеха в разговоре с тобой, дорогой читатель!

Даниил Чкония

Переплетение миров

...А между тем вовсю ревел прибой
И выносил песчинку за песчинкой
На побережье. Воздух был с горчинкой
От соли океанской — и от той,
Что выступала на горячей коже
Там, в комнате, в пылу, у нас с тобой...
А между тем вверху, на потолке,
Два существа сплелись в кровавой драме:
Металась муха в крохотном силке;
Нетерпеливо поводя ногами,
Паук ждал снеди в тёмном уголке
И к жирной мухе подходил кругами...
А между тем в романах, на столе,
Кого-то резво догонял Фандорин,
С соседом вновь Иван Иваныч вздорил,
И рдел, как кровь, гранатовый браслет...
А между тем извечная река
Текла сквозь наши сомкнутые руки,
Через любовь и смерть, погони, муки,
Сквозь океан, шумевший здесь века, —
И паутинки блеск у потолка.
А между тем...

Второй ковчег

По паре — каждой твари. А мою,
мою-то пару — да к другому Ною
погнали на ковчег. И я здесь ною,
визжу, да вою, да крылами бью...
Ведь как же так?! Смотрите — всех по паре,
милуются вокруг другие твари,
а я гляжу — нелепо, как в кошмаре —
на пристани, у пирса, на краю
стоит она. Одна. И пароход
штурмует разномастнейший народ —
вокруг толпятся звери, птицы, люди.
...Мы верили, что выживем, что будем
бродить в лугах, не знающих косы,
гулять у моря, что родится сын...
Но вот, меня — сюда, её — туда.
Потоп. Спасайтесь, звери, — кто как может.
Вода. Кругом вода. И сушу гложет
с ума сошедший ливень. Мы — орда,
бегущая, дрожащая и злая.
Я ничего не слышу из-за лая,
мычанья, рёва, ора, стона, воя...
Я вижу обезумевшего Ноя —
он рвёт швартовы: прочь, скорее прочь!
Второй ковчег заглатывает ночь,
и выживем ли, встретимся когда-то?
Я ей кричу — но жуткие раскаты
чудовищного грома глушат звук.
Она не слышит. Я её зову —
не слышит. Я зову — она не слышит!
А воды поднимаются всё выше...
Надежды голос тонок. Слишком тонок.
И волны почерневшие со стоном
накрыли и Олимп, и Геликон...
На палубе, свернувшись, как котёнок,
дрожит дракон. Потерянный дракон.

* * *

Ахейские затихли голоса,
Но те же речи повторятся снова,
Опять твердим банальное: «Не ново:
Аптека. Ночь — и света полоса».
Всё так же беззаботен почтальон,
Способствуя обману и обмену.
И снова уведут твою Елену.
Не за моря — в другой микрорайон.
Всё так же веселит Мадам Клико,
А ось трясут периоды исходов.
Меняются модели пароходов,
Но до Итаки так же далеко.
И снова мы бредём по пустырям,
Ослепшие — до одури — Гомеры,
Всё те же ритмы, рифмы и размеры
Гоняя по неведомым морям...
Мы сотни лет бредём по пустырям.

* * *

На развалинах Трои лежу, недвижим,
в ожиданье последней ахейской атаки

Ю. Левитанский

На развалинах Трои лежу в ожиданье последней атаки.
Закурю папироску. Опять за душой ни гроша.
Боже правый, как тихо. И только завыли собаки
да газетный листок на просохшем ветру прошуршал.
Может — «Таймс», может — «Правда». Уже разбирать неохота.
На развалинах Трои лежу. Ожиданье. Пехота.
Где-то там Пенелопа. А может, Кассандра... А может...
Может, кто-нибудь мудрый однажды за нас подытожит,
всё запишет, поймёт — и потреплет меня по плечу.
А пока я плачу. За себя. За атаку на Трою.
За потомков моих — тех, что Трою когда-то отстроят,
и за тех, что опять её с грязью смешают, и тех,
что возьмут на себя этот страшный, чудовищный грех —
и пошлют умирать — нас. И вас... Как курёнка — на вертел.
А пока я лежу... Только воют собаки и ветер.
И молюсь — я не знаю кому — о конце этих бредней.
Чтоб атака однажды, действительно, стала последней.


* * *

В том городе, запутавшемся в осени,
В том городе, чьи в благородной проседи
Виски, чьи стены в благородной копоти,
Чьи медные века в кубышке копятся
У девочки, у Вечности,
чьи улицы
Вонзаются в созвездья, чьи целуются
На каждом на шагу дома балконами,
Чьи так смуглы и пешие, и конные,
Чьи монументы, зябнущие, гордые,
Стоят, закинув мраморные головы
К иным мирам, презревши расстояния,
Чьи площади, как скатерти, уставлены
Обильно, в шесть рядов,
людскою всячиной...
И море в бухте мечется горячечно,
Швыряя брызги жителям за вороты
И безраздельно властвуя над городом,
Что выброшен на берег чудо-рыбою,
И южный ветер, как дыханье хриплое,
Ему бока вздувает почернелые...
И город все плывет, плывет во времени,
Отталкиваясь плавниками каменными
От глинистой земли.
Три вечных пламени,
Как бабочки, к гербам его пришпилены.
И звезды задевают крыши килями
И смотрят вниз —
на город, чьи целуются,
Столкнувшись на бегу, подружки-улицы,
А монументы вздергивают головы,
Разглядывая НЛО над городом.
И ночь звучит впотьмах восточной темою
И шелковым платком сползает к темени
Светлеющего неба...
Пахнет вечностью
Над городом, чьи жители беспечные,
Забыв о скоротечности и бренности
Своей, проходят улицами древними,
Чьи тротуары шатки, словно палубы
И чья листва по ветру бьется парусом,
А вывески —
мистическими знаками...
И много, много происходит всякого
В том городе, чье имя мной утеряно.
Плывет закат над башнями и термами...
И Время сушит весла
в майском скверике,
Чтоб жителям в бессмертье легче верилось.

Возвращение

У неё началась в глазах с непривычки резь,
хоть и было не так светло, и она от боли
всё моргала, ликуя в мыслях: он здесь, он здесь!..
Им свидание дали в верхнем подземном холле.
Он сидел за стеклом, вертел на пальце кольцо,
незнакомое ей — купил, вероятно, после
похорон. Она же смотрела ему в лицо:
он слегка поправился и чуть-чуть малорослей
стал казаться, а так — всё тот же любимый муж.
«Экспертиза, — он говорил, — подтвердила дважды,
что тогда на лугу это был безобидный уж.
Вот смотри, по латыни... впрочем, уже неважно.
В общем, я хлопотал. Ты не можешь представить, как
было трудно: того воспой, а тому канцону,
а одной пришлось... — тут закашлялся он в кулак. — 
Словом, крови попили вволю, особо жёны.
Я стараюсь, ты знаешь. Просто у нас метраж —
ты же помнишь... и я подумал: сейчас не время,
подождём? Их такая прорва, пока не дашь
одному-другому, пока не гульнёшь со всеми —
бесполезно. Правда, клянётся одна пробить
даже студию звукозаписи — это площадь,
тиражи, прокат! Но — пожалуйста, без обид.
Тут сидеть в холодке и ждать, безусловно, проще.
Ты пойми, я не против. Мне без тебя никак.
Я скучаю и всё такое. Я даже песню
посвятил тебе, первоклассный такой медляк,
все рыдают, когда пою, и назвал: „Воскресни!“
Абсолютный хит, даже главный ваш подписал
сразу пропуск, когда услышал, и мой автограф
попросил — через зама, конечно, — и местным псам,
из охраны личной меня приказал не трогать.
Просто как бы тебе сказать... вот и мой агент,
и ещё кое-кто, понимающие люди,
говорят, что гораздо лучше — и для легенд,
и для дела в общем, если пока не будет
никаких перемен. Что пока для меня важней
одному остаться... Прости, побегу: халтура.
Возвращаться — плохая примета», — сказал Орфей
нараспев, вздохнул и решительно встал со стула.
   

Дата публикации:
Категория: Отрывки
Теги: «Поэзия женщин мира»Алина ТалыбоваИздательство «Геликон Плюс»Майя ШварцманНаталья Крофтс
Подборки:
0
0
3438
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь