Станисловас Добровольскис

О пустых словах

Изо дня в день мир все больше задумывается о том, как сделать книги поменьше весом. Смотрите, сколько места занимает библиотека в миллион томов, сколько нужно помещений и полок, чтоб поставить эти нескончаемые томики. Придумывают самые разные проекты, чтобы заменить бумагу другим материалом, полегче.

Это, конечно, проблема, но она тонет в море разнообразных доктрин и мнений, которые заключены в этих книгах. Когда видишь этот океан, просятся на язык слова нечистого духа: «...легион имя мне, потому что нас много»¹ .

Даже если вы не притрагиваетесь к философским трактатам, если ваши головы свободны от цитат и имен, вы же все равно устаете от множества слов!..

Попробуй сосчитать все, что слышал в течение одного дня: упреки, сплетни, анекдоты, наставления, а сколько было совсем пустых слов! И чем больше мы слышим, тем грустнее на сердце. Наверное, об этом Кьеркегор сказал, что самая большая глупость — говорить, а не молчать.

Тяжесть чужих слов не так страшна, как пустота тех, которые произнес ты сам. Ах, это мое пустословие! Сколько бы я отдал, чтоб вернуть словесных воробьев, которые клюнули кого-то в сердце!

Юлюс Саснаускас

Заповедь малым сим

Однажды взяв в руки Новый Завет, ты должен освоиться с мыслью, что о любви там будет сказано столько, что хватит на три сериала. Это волшебное словечко не сходит с уст святого Иоанна, он даже в глубокой старости, согласно одной легенде, ни о чем другом не хотел ни говорить, ни слышать. Все Священное Писание не раз именуемо Господним посланием любви, и это не фариcейство. «Deus caritas est», — торжественно процитировал в начале своей первой энциклики новый Папа² , лев богословия, дав понять, что и для Церкви, и для него лично нет ничего важнее любви.

Такие вещи пронзают, как шпага, даже в наше время. Какая нежная, чувствительная душа не клюнет на строчки о Боге, который есть любовь? Найти, узнать Которого можно только любя. Или, бывает, прочтешь о том, что первых учеников Христа определяли по тому, как они любили друг друга, и мчишься в церковь искать того же. Пусть не всегда находишь, пусть там сбивают с толку иные черты верующих, все же долго еще дрожит сердечко, согретое каждым словом о любви, снисшедшей с вышних.

«Почему я боюсь любить?» — так называлась книга американского иезуита, когда-то знаменовавшая мой духовный перелом и прозрение. Там, где были одни сухие знания, религиозные практики, становящиеся рутиной, вдруг появился мощный, всепобеждающий мотив любви. Я молил Бога о милости навечно остаться в любви. Влюбиться до сумасшествия. Удивлялся, почему на уроках Первого Причастия прямо не говорят, в чем суть Христова учения. Втемяшивают тебе какие-то мелочи, информацию технического свойства, вместо того чтобы начать с единственного условия, которое Иисус поставил перед своими учениками: «Любите друг друга».

Склоняя и так и эдак это слово, я со временем понял, что вдохновенный иезуит немного подкузьмил своим читателям. Мне редко приходилось встречать людей, которые боялись бы и избегали любви. Напротив, и верующие, и неверующие искали, жаждали, тосковали, требовали, молили о ней, земной ли, небесной, или об обеих сразу, открыто или втайне, больше всего боясь как раз противоположного — не любить или не быть любимыми.

Как-то раз в одном затрапезном городском кафе мне пришлось наблюдать сидящую за соседним столиком немолодую уже пару. Это был самый настоящий апофеоз любви. Она, наверное, была старше, со смиренно-горестным (сейчас такие редки) лицом советской мадонны. Сама женская просветленность и нежность, ничего там, за столиком, не видящие, кроме того, кто сидел напротив. А он, хорошо откормленный жеребец, весело и беззаботно галдел, все что-то жевал, прихлебывал пиво, озирался по сторонам, дымил сигаретой. Не знаю, слышал ли он, о чем молили эти расширенные глаза: «Люби меня, люби меня, люби меня! Любой ценой, во что бы то ни стало». Было даже страшновато, несмотря на красоту этих глаз, глядеть на нее, словно я был на сокровеннейшей исповеди. Окончания этой сцены я так и не дождался. Женщина, скорее всего, расплатилась за его напитки с закусками и за свой нетронутый кофе. Быть может, ей все-таки досталась выпрошенная или выкупленная ночь любви. А может, как в стихах: остались девочке «лишь гвозди, гвозди, гвозди, гвозди...»³ Такова участь всех слишком сильно, слишком глубоко влюбленных.

В дальнейшем этот эпизод служил мне своеобразным указанием, что все в этом мире совершается только любовью и через любовь. Если возможно стремиться к ней ценою такого смирения и самопожертвования, как же тогда не поверить, что все мы вышли из любви, существуем благодаря ей и исполняемся только в ней? Неразрывный круг, провозглашающий наше начало и нашу цель.

Воистину неверно, что люди боятся любви. Нет ничего проще, чем завоевать чье-то сердце цитатами, что, любя, мы остаемся в Боге и Он остается в нас. Глядишь, совершая обряд бракосочетания, когда в ход идут стихи из Песни Песней, а священник заливается — щебечет о великом таинстве любви, даже те, для кого церковь — пустое место, стоят размякшие от удовольствия, и, чего доброго, многим из них приходит в голову, что Бог — это совсем неплохо, если Он так горячо поддерживает любящих или даже говорит их голосами.

Тут, конечно, просится поправка, что не всё то любовь, что мы называем этим именем. И что, тем более, возвышенная любовь, знакомая нам по священным книгам, гораздо больше полного собачьей преданности взора, следящего за любимым, или свадебных сластей. Древние греки, говорят, различали минимум три вида любви, от земной до высочайшей и самой совершенной. Нынче серьезные, ревностные духовники все любовные трели в церкви тут же с отвращением причисляют к популизму и заигрыванию с прихожанами. Поэтому даже гимн любви апостола Павла с трудом входит в проповедь — думаешь, что он неизбежно вызовет у слушателей положительные эмоции и поднимет престиж христианства, а это слишком просто.

Евангельский призыв любить, провозглашенный новой и самой главной заповедью, и впрямь не может быть легким и дешевым «припевом». Сие обстоятельство подтвердили судьбы святых и не столь святых людей; все, что с ними сделала и куда завела любовь. Меньше всего тут помогают попытки вроде льюисовской⁴ : прежде всего выяснить, что недостойно определения благословенной Господом любви.

Едва только возникало недовольство тем, что Иисус, повелев любить друг друга, обрек нас на слюнявость и банальности, все вверх ногами опрокидывала какая-нибудь новая история. Организованные попытки нашей институции демонстрировать единую, целенаправленную и правильную, «здравую» любовь к ближнему обычно не выходят за пределы элементарной благотворительности, как христианской, так и нехристианской. Куда надежнее и бесспорнее те свидетельства, что появляются, когда остаешься вдвоем с Господом. Когда сцена этого мира удаляется, отъезжает. Кто же, если не Он, тогда мог бы вложить нам в уста слова любви? Только слова любви, как будто в жизни больше ничего и нет. В уста святой Терезочке Младенца Иисуса или кому-нибудь в Вильнюсе, где, казалось бы, приличествует поклоняться только успеху и процветанию.

Библия полна похвальных слов любви. Настолько, что начинает балансировать на грани сериалов. Но — чу! — риск надоесть, или повториться, или повеять пошлостью в мире Духа Божьего еще не значит, что время переходить на другие рельсы. Всесилия любви когда-нибудь испугаются те, кто не знал, что такое униженно глядеть на возлюбленного. Или Возлюбленного.

Об авторах

Отец Станисловас Добровольскис (1918–2005) родился в городке Радвилишкис, учился в иезуитской гимназии в Каунасе, в 1936 году стал меньшим братом Станисловасом в монастыре капуцинов. Во время немецкой оккупации спасал еврейских детей. Рукоположен в 1944-м, начал служить и стал известным проповедником, за что был арестован и на десять лет заключен в лагерь, потом сослан в Воркуту. О. Станисловас вернулся из ссылки в 1957 году. О его проповедях снова пошла молва — и тут же начались преследования со стороны властей, пока в 1966-м его не направили в дальний приход, где практически не было паствы, — Пабярже. Отец Станисловас создал вокруг себя уникальное пространство, полное возрожденных к новой жизни старинных предметов, которые он собирал по всей Литве. Там и сейчас можно увидеть церковную одежду, фонари для процессий, кованые кресты, деревянную литовскую скульптуру, старинные молитвенники и светильники. В конце 1960-х к нему началось паломничество: приезжали верующие со всей Литвы и из других республик Советского Союза.

После объявления независимости Литвы отцу Станисловасу предложили восстановить разрушенный францисканский монастырь в Дотнуве. С 1990 года он десять лет ремонтировал его с помощью добровольцев, а восстановив, в 2002 году вернулся в свой любимый приход — Пабярже, — где жил до смерти.

Еще в советское время почитатели отца Станисловаса записали его проповеди и выпустили в самиздате сборник «С нами говорит отец Станисловас: 1985–1987 гг.». В 1994 г. вышла и не раз переиздавалась книга «О любви и служении», собранная из еженедельных публикаций С. Добровольскиса в газете «Правда» («Tiesa») и интервью с ним.

Юлюс Саснаускас родился в Вильнюсе. С шестнадцати лет участвовал в изготовлении и распространении подпольной литературы, после окончания школы решил поступать в Каунасскую семинарию, но КГБ отправил его на службу в советскую армию. После возвращения Юлюс занялся правозащитной деятельностью, за что в двадцать лет был арестован, осужден и сослан на пять лет в Томскую область. В 1986-м он вернулся в Литву и вступил в тайный францисканский орден, в 1992 году закончил Каунасскую семинарию. В 1994 году брат Юлюс уехал в Канаду, во францисканский монастырь, где был рукоположен. В 1997-м стал настоятелем храма Святого Бернарда и Святого Франциска в Вильнюсе, с 2001 года и по сей день служит в этом храме. Отец Юлюс — директор и редактор католической радиопередачи «Малая студия», много пишет для католического сайта «Бернардинцы».

У о. Юлюса Саснаускаса вышло пять книг: «Еще раз — Сын Человеческий: Слова и о словах» (1999), «Дневники Бернардинцев» (2002), «Акробатика Благодати: Из богословия сквериков и улочек» (2006), «Postilės »⁵ (2009), «Уловимое и неуловимое» (2013). Несколько его очерков-проповедей напечатаны по-русски — в журналах «Истина и жизнь» (2009), «Вещь» (Пермь, 2012).

Примечания

1 Мк 5, 9.

2 Папа Бенедикт XVI (Йозеф Алоиз Ратцингер, род. 1927) — Папа Римский с 2005 по 2013 гг.

3 Так заканчивается стихотворение о несчастной любви «Продавщица из маленькой лавочки» литовского поэта Г. Х. Радаускаса в сборнике «Стрела в небесах» (1950).

4 К. С. Льюис писал об этом в трактате «Любовь».

5 От лат. post illa — после сих; простейшая форма проповеди, аналог беседы в православной традиции.