Софи Ханна. Маленькое личико
Отрывок из романа
Вот я и на улице. Пусть в двух шагах от порога, но все-таки вышла, одна. Проснувшись утром, я и не думала, что это случится сегодня. День казался неподходящим, вернее, сама я была не готова. Все решил звонок Вивьен.
— Пойми, так ты никогда не соберешься, — сказала она, — нужно просто взять и пойти.
Конечно, она права. Надо пойти.
По булыжнику двора, по гравийной дорожке. В руках — только сумочка. Я чувствую какую-то странную легкость. Деревья — будто вязанные из ярких ниток: красные, коричневые, с капелькой зеленого. Небо — цвета сырого шифера. Это не тот обычный мир, где я жила прежде. Все стало отчетливей, будто сама природа, которую я воспринимала как фон или декорацию, требует моего внимания.
В конце дорожки, у ворот, отделяющих «Вязы» от шоссе, стоит моя машина. Водить мне вроде пока не разрешено.
— Какая чушь! — с негодованием отмела врачебный запрет Вивьен. — Здесь рядом. Если придерживаться всех этих новомодных правил, так и шевелиться нельзя.
Физически я готова сесть за руль. Я быстро оправилась после операции. Может, помог гиперикум, который я себе выписала, а может, просто сила воли: я торопилась скорее поправиться.
Поворачиваю ключ и крепко жму на газ. Жужжит проснувшийся мотор. Выруливаю на шоссе и плавно набираю скорость. Не больше шестидесяти миль в полчаса, как шутил отец, когда эта машина принадлежала им с мамой. Я буду ездить на своей «вольво», пока она не рассыплется в прах. Это лучшая память о родителях, и никакие фотографии или вещи не сравнятся с ней.
Опускаю окно, дышу свежим ветром. Сколько еще человечеству нужно простоять в пробках, чтобы люди перестали считать автомобиль символом свободы? Проносясь по пустой дороге, мимо полей и домиков, я кажусь себе сильней и могущественней. Приятная иллюзия.
Думать о Флоренс и растущем между нами расстоянии я себе запрещаю.
Мили через четыре шоссе превращается в главную улицу Спиллинга — ближайшего к нам городка. На середине будет рынок, вдоль дороги тянутся приземистые елизаветинские дома с неяркими фасадами. В некоторых — лавки, в других, как мне кажется, живут престарелые богатые снобы, зануды в бифокальных очках, чахнущие над историческим наследием Спиллинга. Наверное, я к ним несправедлива. Вивьен уж точно живет не в Спиллинге, хотя это ближний к нам город. Если у нее спрашивают адрес, она просто говорит: «Вязы», будто это не дом, а всем известный населенный пункт.
На светофоре роюсь в сумочке, отыскивая инструкции Вивьен. Налево мини-развязка, потом первый поворот направо — и ехать, пока не увидишь вывеску. Вот наконец и она, массивным белым курсивом на ультрамариновом фоне: «Уотерфронт». Сворачиваю в аллею и огибаю квадратное здание под куполом. На задах здания просторная стоянка.
В вестибюле пахнет лилиями. Они расставлены повсюду в высоких угловатых вазах. Под ногами дорогой ковер, из тех, что никогда не выглядят тусклыми, — ярко-синий в розовых розах. Туда-сюда снуют люди со спортивными сумками, одни потные, другие — недавно из душа. Блондинка с колючей прической за стойкой администратора спешит меня обслужить. На значке у нее написано: «Керили». Как хорошо, что у моей дочки нормальное имя со смыслом и с историей, а не какая-нибудь белиберда, словно придуманная командой маркетологов для пятнадцатилетней поп-старлетки. Я опасалась, что Дэвид или Вивьен забракуют мой выбор, но, к счастью, им обоим понравилось.
— Я Элис Фэнкорт, новенькая.
Протягиваю девушке конверт со своими данными и думаю: «Чудно́, — ей и невдомек, какое это большое событие для меня».
— А, невестка Вивьен. Ведь вы только что родили дочку! Пару недель назад, если не ошибаюсь?
— Все верно.
Членский билет клуба «Уотерфронт» — подарок моей свекрови, или, вернее, награда за рождение внучки. Годовой абонемент стоит, пожалуй, не меньше тысячи. Вивьен из тех редких людей, у которых богатство сочетается с щедростью.
— Ну и как наша Флоренс? — спрашивает Керили. — Вивьен от нее без ума. И Феликсу тоже повезло — заиметь маленькую сестричку!
Странно, когда вот так говорят о Флоренс. Для меня-то она всегда на первом месте — мой первый ребенок, мое все. Но у Дэвида она вторая.
Феликса в клубе хорошо знают, он бывает здесь едва ли не чаще, чем в школе. Детские турниры по гольфу, уроки плавания, игровые дни в «Чики-чимпс»* — пока Вивьен в бассейне, в тренажерном зале, в салоне красоты, в баре... Стало быть, обоим хорошо.
* Сеть детских игровых центров в Великобритании.
— Значит, вы уже оправились, — подытоживает Керили. — Вивьен рассказывала о родах. Я так поняла, вы натерпелись.
Я слегка опешила.
— Ну, было непросто. Но девочка родилась здоровой, а ведь это главное.
Внезапно меня охватывает тоска по дочке. Что я делаю здесь, в этом фитнес-клубе, когда мне надо быть рядом с моей прекрасной малюткой?
— Я впервые с ней рассталась, — признаюсь я. — Да и вообще первый раз вышла из дому после больницы. Все такое странное.
Обычно я не откровенничаю с чужими, но раз уж Керили и так все знает о моих родах, я решаю, что вреда не будет.
— О, так у вас нынче великий день! Вивьен предупреждала, что вам будет слегка не по себе.
— Да?
Вивьен ничего не упускает.
— Ага. Она просила первым делом отвести вас в бар и угостить вкусным коктейлем, а уж потом все остальное.
Я смеюсь.
— Увы, я за рулем. Хотя Вивьен...
— ...считает, что, чем больше выпьешь, тем осторожнее водишь, — подхватывает Керили, и мы хихикаем. — Что ж, давайте запишем вас в базу?
Керили смотрит на дисплей компьютера, пальцы зависли над клавиатурой.
— Элис Фэнкорт. Адрес — «Вязы», правильно?
Она произносит это название почтительно. Нашу усадьбу знает большинство местных, даже те, кто не знаком с хозяевами. «Вязы» были последним жилищем знаменитых Блантайров, связанных с королевской семьей. Отец Вивьен купил усадьбу в сороковых, после смерти последнего Блантайра.
— Да, — отвечаю я, — уже «Вязы».
И вспоминаю свою квартиру в Стрэтхэм-Хилл, где я жила, пока не вышла за Дэвида. Посторонний человек назвал бы ее темноватой и тесной, но мне она нравилась. Уютное гнездышко, тайное убежище, где никто не найдет, уж мои кошмарные чокнутые пациенты — точно. После смерти родителей только там я могла быть собой, предаваться одиночеству и тоске, не стесняясь чужих глаз. Мой дом принимал меня надломленной и несчастной, какой я была, но какой, казалось, не хотел меня принять внешний мир.
А в «Вязах» неуютно — слишком величественно там все. Кровать в нашей спальне точь-в-точь как во французских дворцах-музеях, что стоят, огороженные веревками. В такой могут улечься четверо, а если не особо толстые, то и пятеро. Вивьен называет этот размер «райским». Обычные двуспальные кровати — для недомерков, считает она. У Флоренс просторная детская со старинной мебелью, там есть приоконный диванчик и деревянная лошадка ручной работы, на которой качалась в детстве еще Вивьен. У Феликса две комнаты: спальня и узкая длинная игровая на чердаке, где живут плюшевые медведи вместе с другими игрушками и книгами.
С верхних этажей открываются восхитительные виды. В ясный день с одной стороны можно разглядеть Калвер-Ридж, с другой — Силсфордскую колокольню. Сад так велик, что разбит на несколько распланированных и диких участков. Идеальное место для прогулок с коляской в теплый денек.
Дэвид не понимает, зачем переезжать. В ответ на мое предложение он напомнил мне, что у нас не хватит денег на аренду.
— Ты правда хочешь променять все то, что у нас есть в «Вязах», на городской домик с двумя спальнями и без сада? Да и работаешь ты в Спиллинге, от мамы в двух шагах. Ты же не хочешь подолгу добираться?
Я никому не признаюсь, но едва подумаю, что придется снова работать, меня мокрым туманом окутывает уныние. Теперь я вижу мир по-иному, и от этого никуда не деться.
— Сейчас Росс, наш менеджер, покажет вам клуб.
Голос Керили возвращает меня к реальности. — А потом, если хотите, можете поплавать или позаниматься в тренажерке.
От этих слов все сжимается внутри. Я представляю, как расходятся швы и на месте красного рубца открывается рана.
— Ну, это рановато. — Я кладу ладонь на живот. — Я только неделю как из больницы. Но с удовольствием осмотрелась бы и, может, правда выпила коктейльчик.
Росс — коротышка-южноафриканец с отбеленными волосами, оранжевым загаром и мускулистыми ляжками — ведет меня в просторный тренажерный зал, там полированный деревянный пол и все мыслимые снаряды. На этих гладких черно-серебристых агрегатах люди в лайкровых трико бегут, шагают, крутят педали и даже гребут. Многие, пока их мышцы преодолевают сопротивление металла или резины, смотрят дневные ток-шоу, надев наушники и уставившись в телеэкраны, что вывешены в ряд под потолком. Я начинаю понимать, отчего Вивьен так здорово выглядит в свои годы.
Росс показывает двадцатипятиметровый бассейн с подсветкой. Ярко-бирюзовая вода искрится, будто растопленный аквамарин, переливаясь и рассыпая блики. Вокруг бассейна — каменный бордюр, римские лестницы с торцов, рядом площадка, обнесенная мраморной колоннадой. Оказалось, там джакузи, заполненное до краев, пена и брызги выплескиваются наружу. На другом конце бассейна — сауна: сладкий хвойный аромат, запотевшая стеклянная дверь парной. Внезапно слышится какой-то дробный стук, я вздрагиваю и поднимаю глаза. Вот что — это дождь барабанит в прозрачный купол крыши.
Росс провожает меня к женской раздевалке. Как и все в этом клубе, она не просто удобна, а даже роскошна. Пол устлан толстым лиловым ковром, а в душах и туалетах выложен матовой черной плиткой. Повсюду кипами, стопками и грудами сложены всякие приятности: пушистые белые полотенца, халаты с эмблемой, кремы, шампуни, лосьоны и даже пилочки для ногтей. В раздевалке три женщины сушат волосы и одеваются. Одна трет живот полотенцем, и от этого зрелища меня мутит. Другая застегивает блузку, поднимает глаза и улыбается мне. У нее здоровый, цветущий вид. Голые ноги порозовели после душа. Хоть я полностью одета, стесняюсь и робею.
Смотрю на ряды пронумерованных деревянных шкафчиков вдоль стен. Одни приоткрыты — в замках торчат ключи, другие заперты.
Пройдя по кругу, я нашла кабинку Вивьен — № 131. Она выбрала ее, потому что 13 января — день рождения Феликса, к тому же место удобное, рядом с душем и дверью «Бассейн». Только Вивьен позволено иметь постоянную кабинку, ключ от которой хранится на стойке администратора. «А то таскайся со всеми манатками, как беженка», — пояснила Вивьен.
Росс ждет у корзины для полотенец.
— Нормально? — спрашивает он.
— Еще бы, — отвечаю я.
Все, как и описывала Вивьен.
— Вопросы? Поняли, как шкафчики открываются? Чтобы закрыть, надо сунуть в щель монету в один фунт. Вы, конечно, получите ее назад.
Я ожидаю, что мне выделят постоянную кабинку, но не тут-то было. Легкий укол разочарования.
Росс ведет меня в «Челфонтс», элегантный ресторан при клубе, а затем в шумный псевдоамериканский кафе-бар «Чомперс», который, я знаю, Вивьен терпеть не может. В баре для членов клуба Росс препоручает меня барменше Таре. Осмелев, беру меню и заказываю коктейль, надеясь, что он немного успокоит, но Тара сообщает, что уже приготовила мне напиток: жирную смесь из сливок и калуа. Оказывается, Вивьен заказала его для меня заранее.
Денег с меня не берут, что неудивительно.
— Вам повезло, — говорит Тара.
Наверное, имеет в виду, что я — невестка Вивьен. Интересно, знает ли она о Лоре, которой повезло намного меньше?
Притворяясь спокойной и беспечной, быстро проглатываю коктейль. Но в душе я напряжена, как, наверное, никто в этом клубе — не терпится вернуться домой к Флоренс. Я понимаю, что бессознательно стремилась обратно, едва выйдя за дверь. Ну, теперь я осмотрела все, что здесь есть, и можно ехать. Что собиралась, я сделала.
Дождь перестал. На трассе я гоню, алкоголь играет в крови. Чувствую себя смелой и вольной, но только до тех пор, пока не вспоминаю, что придется ехать мимо акушерки Черил. Она укоризненно заохает, увидев, как я лихачу на раздолбанной «вольво» всего через пару недель после родов. А что, если я кого-нибудь собью? Ведь я еще принимаю таблетки, которые мне дали при выписке, да плюс выпила крепкий коктейль. Что я делаю? Так недолго и отравиться.
Понимаю, что надо сбросить скорость, но не сбрасываю. Просто не могу. Мне не терпится увидеть Флоренс — это почти физическая потребность. На желтый я не торможу, как обычно, а газую. Мне кажется, я оставила дома руку или печень.
Подъезжая к «Вязам», задыхаюсь от нетерпения. Не обращая внимания на ноющую боль внизу живота, выбираюсь из машины и бросаюсь к крыльцу. Входная дверь приоткрыта. — Дэвид!
Молчание. Неужели повез малышку на прогулку? Нет, этого не может быть: Дэвид всегда запирает дверь. Прохожу в гостиную и зову уже громче:
— Дэвид!
Наверху скрип половиц и глухое ворчание: вот оно что, Дэвид дремал. По лестнице спешу в спальню. Он зевает, сидя на кровати.
— Сплю, пока дите спит, как советует Мириам Стоппард*, — шутит муж.
* Мириам Стоппард (р. 1937) — известная в Великобритании врач, писательница, колумнистка и телеведущая.
С тех пор как родилась Флоренс, он стал таким счастливым — ну просто другой человек! Сколько лет я огорчалась, что Дэвид не делится со мной своими переживаниями, а теперь это и не нужно. Он явно доволен. В глазах появился блеск, в голосе — напор, движения энергичные.
Дэвид кормит Флоренс по ночам. Он вычитал, что кормление из бутылочки дает возможность отцу установить эмоциональную связь с грудным ребенком. Для него все это в новинку. Когда родился Феликс, они с Лорой уже развелись. Флоренс — его вторая попытка. Он не распространяется на эту тему, но я знаю, что на сей раз Дэвид хочет показать себя молодцом. Он даже взял целый месяц отпуска. И твердо решил доказать себе, что отцовские гены не помешают ему стать хорошим родителем.
— Ну, как «Уотерфронт»?
— Классно. Сейчас расскажу.
Я выхожу из комнаты и на цыпочках спешу через лестничную площадку в детскую.
— Смотри не разбуди, — шепчет вдогонку Дэвид.
— Только гляну. Я тихонько, не бойся.
Обожаю сопение Флоренс: частое, громкое, с присвистом — ни за что не поверишь, что кроха способна так пыхтеть. Захожу в детскую. Никак не привыкну к этой забавной кроватке, с колесиками и тряпочными бортами, — должно быть, французская. Дэвид с Вивьен приметили ее в силфордской витрине и решили купить, чтобы сделать мне сюрприз.
Шторы задернуты. Заглядываю в кроватку и сначала вижу лишь силуэт младенца. Через пару секунд глаза привыкают. Господи. Время убийственно застывает, сердце рвется из груди, меня мутит. Во рту — вкус сливочного коктейля пополам с желчью. Я неотрывно смотрю, и меня словно затягивает куда-то. Своего тела не чувствую, вокруг все плывет, и не за что ухватиться. Это не сон. Явь обернулась кошмаром.
Я обещала Дэвиду не шуметь, но кричу что есть мочи...
войдите или зарегистрируйтесь