Андрей Аставацатуров. Исповедь
Фрагмент нового романа «Скунскамера»
Я давно заметил: когда человека заставляют играть чужую роль, ему часто открываются невиданные доселе горизонты. В нем пробуждается воображение, творящее новые миры. Хочется петь, пить, танцевать, иногда говорить до полного беспамятства. Только последние зануды могут утверждать, что каждый из нас заведен заниматься исключительно своим делом.
А что в этом интересного — заниматься своим делом? Когда все идет по плану? Когда судьба течет ровно и бесперебойно, как вода из-под крана. Когда все заранее предугадано и ничего из рук вон неожиданного произойти уже не может. Именно поэтому мне так нравится, что у нас в парламенте то гимнасты заседают, то гимнастки. Жаль только, что им редко предоставляют слово...
Ежели вам, к примеру, предложили новую роль — не спешите отказываться. Даже в том случае, если привыкли играть Мефистофеля, а вас просят вжиться в образ упитанного молочного поросенка. По крайней мере сделайте хотя бы попытку... Плюньте вы на ваши привычки! Пойдите на поводу у жизни! Она часто знает о нас больше, чем мы сами о себе знаем, и готова постоянно удивлять нас тем, что в нас на самом деле заключено и о чем мы даже не догадываемся.
Моего приятеля Диму Наговского, инженера-физика, однажды приняли за священника и заставили выслушать исповедь. Это было теплым летним вечером, какие часто случаются в конце июля в Петербурге. Дима сидел на скамеечке возле Андреевской церкви, что на Васильевском острове, и читал книгу. Он так увлекся, что даже не заметил, как к нему подсела девушка. Внешности ее Дима почему-то не запомнил. Сказал только, что волосы были кудряшками и покрашены темно-рыжим, губы напоминали двух спаривающихся змеек, а лицо казалось «неочевидным». Она, видимо, какое-то время сидела молча и вдруг позвала:
— Молодой человек!
Дима поднял голову.
Дима, надо заметить, обладает свойством, пожалуй, несколько неожиданным для интеллигентного молодого человека 26 лет, бросать на людей взгляд, которым где-то два века назад «значительные лица» награждали всяких мелких неудачников, коллежских асессоров и регистраторов. Взгляд, исполненный достоинства, упрека, иронии и непременно сопровождаемый назидательным афоризмом, вычитанным у Ларошфуко. Впрочем, делает это Дима очень редко и всегда забавы ради.
Я однажды сидел у него дома и слышал — двери были приоткрыты, — как он сообщил своим родителям на кухне:
— Уважаемые родители и близкие. В данный момент в нашей квартире находится известный педагог. Практически Макаренко. Просьба неудовольствие тем, что мы с ним курим, пьем крепкий алкоголь, громко смеемся и материмся, не выражать. Договорились?
В ответ послышался шелест двух перемежающихся голосов, мужского и женского:
— Да, Димочка...
— Мы и не собирались...
Дима вернулся в комнату, еще не успев согнать с физиономии то самое выражение, которое досталось его родителям.
Но на рыжую девушку с «неочевидным» лицом, заговорившую с ним летним вечером, оно не произвело решительно ни малейшего впечатления.
— Вы — священник?
Этот вопрос был настолько неожиданным и неуместным, что застал Диму врасплох. Он смалодушничал и в ответ смог только пробормотать нечто нечленораздельное.
— Как это нет? — удивилась девушка и повторила свою фразу теперь уже утвердительно: — Вы — священник!
— Девушка... да я, собственно, тут...
— Только переодетый! — продолжила увлеченно девушка.
— ...курю вот... — Дима зачем-то поднял правую руку и показал девушке сигарету, дымящуюся между указательным и средним пальцами.
«Понимаешь, — говорил он мне, — я слегка растерялся. Да и как тут не растеряться, когда такое спрашивают?»
Димины маловразумительные ответы, по-видимому, только укрепили девушку в ее догадках.
— Вы просто признаваться не хотите, — насела она снова. — Потому что курите.
— Курю! И что из этого? — пробовал оправдываться Дима.
— А курить вам не полагается! Думаете, сняли рясу, надели пиджак — так никто и не догадается? Кстати, этот пиджак вам очень идет.
«Сумасшедшая!» — мысленно испугался Дима. Но девушка разговаривала очень спокойно и даже ласково.
— И глаза у вас такие... как обычно у священников...
— Какие?
— Умные... и борода...
— Во-первых, у меня не борода, а бородка...
Дима наконец пришел в себя и решил отшутиться. Он начал думать, что девушка разыгрывает его, избрав такой странный способ насмешки.
— Знаете что? — подмигнул он ей.
— Что?
— Я на самом деле — Дед Мороз.
Просто сейчас лето и я — в отпуске. А пиджак — это так... для конспирации. Чтобы никто не догадался. Только вы, пожалуйста, никому, ни-ни... хорошо?
— Ой, да ладно уж вам! — слюняво хихикнула девушка. — Перестаньте!
— Перестаю.
Дима снова перевел взгляд на раскрытую книгу и принялся за чтение. Но девушка не уходила.
Через полминуты он снова поднял на нее глаза. Она смотрела на него с умилением.
— Что-то еще? — спросил он, опять изобразив на лице то самое выражение, которое нагоняло трепет на акакий-акакиевичей. — Я думал, мы все выяснили.
— Ну, признайтесь? Вы священник, а? Только переодетый. Я же все равно не отстану.
— Девушка! — строго произнес Дима. — Оставьте меня в покое.
— Все равно я, батюшка, не отстану...
— Да какой я вам... батюшка! — разозлился Дима. — Уймитесь!
Но девушка, похоже, униматься не собиралась:
— Ну пожалуйста, а?
— Да что вы от меня, наконец, хотите?! — продолжал сердиться Дима.
Он докурил сигарету и швырнул окурок в урну.
— Пожа-а-алуста! — умоляюще протянула девушка. — Мне очень нужен священник! Ну очень!
— Так идите в церковь, — немного успокоившись, посоветовал Дима.
«Понимаешь, Андрей. У меня в голове, пока я с ней говорил, почему-то вертелись звездные войны и еще фраза откуда-то: вяжите-меня-я-убил-ее. А откуда — не помню. Стал вспоми нать — не получается. Из-за этой рыжей дуры никак сосредоточиться не мог».
— Мне очень нужен, — нудила девушка. — Вы ведь священник?
— Да, да! Хорошо! Священник! — зло согласился Дима. — Все? Или есть еще что-то?
— Ой, я так и знала, так и знала! — радостно заголосила девушка. — И лицо! И борода!.. А сам курит.
Я думаю...
— Так что вы хотели? — перебил ее Дима.
— Ой, вы знаете, — она заговорщицки понизила голос, — мне исповедаться надо!
— Это не ко мне. Это только в церкви, — быстро сказал Дима. — Здесь нельзя... Категорически!
— Ой, ну пожалуйста?
— Девушка, я же вам сказал...
— Мне очень нужно, а?
— Ладно. — Дима отложил книгу. — Говорите, что там у вас... То есть... — он запнулся. — Я хотел сказать... в общем... дочь моя, я обратился во внимание.
— Ой, как хорошо! А у меня такая проблема, такая проблема!
— Я слушаю, — произнес Дима, наклонив голову и придав лицу благостное выражение.
— Ой, спасибо! Я понимаете, понимаете? Недавно замуж вышла...
— Так. — Дима наклонил голову еще ниже и благоговейно скрестил пальцы в районе грудной клетки.
— То есть тьфу, не недавно, а год назад... Ну, недавно... А муж у меня, муж... значит, военный. А военные, военные, ну, они... ну, вы сами знаете. Известно кто! Извилина в фуражке! То есть мой, конечно, не такой... но тоже... Парень хороший, че там. Вот и Танька моя мне говорит: «Ты че, грит, другим девчонкам так не везет». «Дура ты, грит, Карина» — это она мне, значит... Ой, я, батюшка, знаете, когда волнуюсь, такое несу, такое...
— Ничего-ничего, — ласково покивал головой Дима. Он уже постепенно начал входить в роль.
— Короче, — продолжила Карина, — купила я себе тут стринги. Ну, трусы такие, знаете?
Дима, секунду поколебавшись, неопределенно кивнул.
— Купила, значит, стринги... розовые. А муж говорит: такое носить нельзя! Грех! Это правда большой грех, да? Я их так люблю, знаете?
Дима молчал, всем своим видом давая Карине понять, что погрузился в размышления. Потом он развел руками и назидательно произнес:
— Грех это небольшой, дочь моя.
— Да? — оживилась Карина.
— Да, — подтвердил Дима. — Так что ничего страшного.
— Да?
— Да. Ступай себе с миром. И да пребудет с тобой сила... — И, встретив слегка испуганный взгляд девушки, добавил: — Всевышнего!
«И где я мог всего этого понабраться? — говорил он мне потом. — Ума не приложу! Но так убедительно все вышло».
«А девушка куда делась?» — спросил я.
«Не знаю... вежливо попрощалась и ушла. Еще хотела руку поцеловать, но я не дался».
войдите или зарегистрируйтесь