Интервью с Евгением Клюевым

Русский сказочник из Дании

Евгений Клюев — странный писатель. В наше прагматичное время он работает в непрактично высоком жанре абсурдистской литературы. Мало того. Его книги: «Между двух стульев», «Книга теней», «Странноведение» (вот именно, с двумя «н»), — пользуются огромным успехом у публики. И это при том, что достать книги Клюева за пределами Москвы не так-то и просто. Ведь это только кажется, что в магазинах нашей родины полно книг, стоит только попробовать найти что-нибудь нужное — ан нет. Отсутствует в продаже. Однако на дворе двадцать первый век, в нашем мире существует Сеть. Там есть практически все произведения писателя. Именно в Мировой сети Евгений Клюев и снискал себе славу одного из самых ярких российских сказочников.

Евгений Клюев

Успех Евгения Клюева на Международном открытом московском книжном фестивале был очевиден. Его доклад «Ахинея как высший тип литературы» посетило огромное количество народу. Все желающие не смогли даже как следует разместиться в весьма просторном павильоне «Ялта».

На выступлении Клюева, начавшемся как обычная и достаточно сухая лекция, вдруг зашел весьма оживленный разговор о проблемах лингвистической прагматики, областях смысловой конвенции и абсурдном в жизни и литературе.

Удивительна способность ученых объяснять все через призму своей науки: геолог увидит любую проблему словно тектонический срез, историк — словно череду причин и следствий, лингвист… ну, он способен объяснить вообще все на свете, препарируя логику языка. И народу это ужасно нравится. Посетители фестиваля охотно стали участниками этой забавной интеллектуальной игры. И после этого еще кричат, что народ читает только Устинову и Донцову! Он читает Клюева! Похоже, слухи об интеллектуальной кончине народонаселения нашей страны оказались сильно преувеличены.

После блестящей лекции вокруг Евгения собралась оживленная стайка поклонников. Собравшись с силами и пробившись наконец через толпу обожателей, команда «Прочтения» смогла все-таки взять у него короткое интервью.

Евгений Клюев (Е. К.): Я очень рад возможности поговорить с журналистами из Петербурга. Насколько я знаю, мои книги раньше трудно было достать у вас. А это очень жаль. Я люблю Петербург больше жизни. Я родом из Твери, а этот город всегда тяготел к северной столице больше, чем к Москве.

Данила Рощин (Д. Р.): Евгений, Вы живете в Дании. Вы там занимаетесь научной работой?

Е. К.: Нет. Я там занимаюсь административной работой. Научной работой я занимался и занимаюсь всегда. Просто так получилось, что моя административная работа в Дании, моя служба, так сказать, очень близка к сфере моих научных интересов. Я называюсь там «магистр службы интеграции» и отвечаю за приобщение иностранцев к датскому языку. Это называлось бы в России «проректор по учебной работе».

Что касается науки, то я участвую в нескольких лингвистических проектах. Недавно принял предложение журнала «Русский язык за рубежом», который издается здесь при Институте русского языка имени Пушкина, и написал статью про декоративную функцию языка. Я писал не о полезном использовании языка, а о том, как с его помощью себя украшают. Мне показалось, что это некая имманентно присущая языку функция, представленная абсолютно на всех уровнях. Знаете, как в старых диссертациях требовалось определенное количество сносок на иностранных языках, при этом было не важно, знает человек эти языки на самом деле или нет. Такая вот праздная функция. Даже паразитическая. Также мне показалась, что и вся художественная литература — тоже паразитическая декоративная функция языка. Ведь пользоваться языком художественной литературы в быту нельзя.

Д. Р.: Евгений, можно ли сказать, что Ваши литературные занятия — это хобби?

Е. К.: Нет. Ни в коем случае. Это мой способ жизни. Я даже боюсь, что единственный. Это очень много для меня значит.

Мария Шишкова: Скажите, Евгений, а как пишутся книги для детей?

Е. К.: Да они не писались для детей. Они ни для кого не писались. Я просто пишу, и все. В один прекрасный день я осознал, что могу писать сказки. И стал их писать.

Д. Р.: Мне показалось, что Ваши вещи можно назвать сказками для образованных взрослых.

Е. К.: Да? Вопрос целевой аудитории очень актуален в Дании. Мне там так и сказали. Ответьте на вопрос: для кого Ваши сказки? А я ответил: эти сказки для вас! Как в анекдоте: это для Вас, доктор. Нет, я пишу книги без всякого «прицела», даже «Книга Теней» абсолютно бесприцельна.

Д. Р.: А Вы сами могли бы дать определение своим работам?

Е. К.: Я бы определил. Но боюсь показаться нескромным (смеется).

Д. Р.: Покажитесь!

Е. К.: То, что я делаю, скорее всего, ближе к области притчи.

Д. Р.: Ого!

Е. К.: Вот Ваше «ого» и говорит о полной исторической неосведомленности. Это был вполне обычный жанр, «один из». Некий жанр общего смысла. Не частного смысла, не ситуации, а некой типичной ситуации. Притча существовала наряду с новеллой, сказкой или древней параболой. Когда я пишу свои сказки, мне не важно создать некую ситуацию, меня всегда волнует некий дальний смысл. Причем смысл этот можно передать очень простым и конкретным способом. Для этого не обязательно прибегать к философскому языку. Не надо употреблять категории «Бог», «духовная практика», «наитие», «вдохновение» и так далее. Можно попробовать передать их высокое содержание буквально на пальцах. Вот мои сказки это и делают.

Д. Р.: Знаете, у антропологов есть такой термин: неадекватная деятельность. Имеется в виду деятельность древнего человека, не направленная непосредственно на выживание. Искусство древнего человека для антропологов — такая вот неадекватная деятельность. Парадоксально, но именно способность к такого рода деятельности в антропологии считается одним из важнейших признаков разума. Чуть ли не главным отличием homo sapiens от всех остальных видов. Как Вы думаете, можно отнести к этому виду деятельности и литературу? Абсурдистскую литературу в частности?

Е. К.: Я, пожалуй, согласился бы с этим, однако не верю в бесполезность неадекватности. Адекватность, по сути, тоже некая конвенция. У нас есть представление о наборе компонентов — мы признаем или не признаем что-то адекватным. Возможна и некая моя адекватность, совершенно неадекватная общей ситуации. Вопрос полезности и адекватности, возможно, один из самых главных. Герои моих сказок все время пристают друг к другу с вопросом: «Вы для чего?» Это одна из самых важных для меня тем. Мне все кажется адекватным, а если что-то и представляется не таковым, то лишь потому, что условия данной конвенции нам неизвестны или недоступны. Можно ли исключить сферу памяти из вещей, необходимых для выживания? Любой знак имеет функцию мемориальную, а стало быть, полезную. Все адекватно. Все конвенционально. Я против того, чтобы что-либо было признано неадекватным.

Д. Р.: Спасибо Вам большое за беседу. Мы очень любим Ваши книги. Они нам кажутся весьма адекватными.

Дата публикации:
Категория: Интервью
Теги: Евгений Клюев
Подборки:
0
0
5866
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь