Арина Остромина. Последний птенец

Арина Остромина жила в Санкт-Петербурге, потом в Черногории, работала переводчиком и редактором. Когда все дети выросли и разъехались, начала писать рассказы и сказки.

Сергей Лебеденко и Артем Роганов: Рассказ Арины Остроминой «Последний птенец» — лирическая картина того, как работает наша память в ситуации пусть и временного, но одиночества. Незаметные на первый взгляд детали из прошлого оживают и становятся объемными. Они выстраиваются в цепочку, неожиданно логично подводящую героиню-рассказчицу к ее настоящему. Этот текст можно назвать стихотворением в прозе о хрупкости отношений, и не только матери и дочери (на что намекает автор), но и между людьми вообще.

Последний птенец

Чем дольше смотришь на небо, тем оно ближе. Еще один шаг, еще один взмах крыльев — и я уже там, в плотной толще воздуха: ярко-голубого, южного, и над головой катится раскаленный шар, тянется ко мне горячими остроконечными пальцами, словно хочет остановить. Но я лечу, и небо бледнеет, выцветает, открывает мне тайный путь на север.

Прямо перед домом растет кипарис. Лохматые ветки нависают над калиткой, и мне приходится их подстригать. В глубине кроны живут горлицы, и каждую весну они выводят птенцов. Крылатые подростки неловко перепархивают с кипариса на забор, оттуда на мой балкон и обратно. А потом наступает лето, и они улетают навсегда.

Далеко внизу расстилаются горы, как скомканный серый платок с зелеными узорами. Я лечу домой, а ты осталась в другой стране. Конечно, я знала, что так будет. Но мне всегда казалось, что это случится еще нескоро, в далеком будущем, о котором не стоит думать. И вот будущее настало.

Я хожу по опустевшему дому, и каждая вещь напоминает о тебе. Открываю шкаф, чтобы достать овсянку, а на меня смотрят формочки для печенья. Холодно блестят их металлические изгибы, хищно скалятся острые кромки жестяных фигурок. Я отодвигаю стеклянную банку с формочками в дальний угол, я не хочу их видеть. Они как будто знают, что им больше не придется вгрызаться в душистое имбирное тесто, а потом с легким звоном падать на стол и ждать, когда снова придет их очередь вырезать следующую фигурку. Олень, медведь, елка, звезда, полумесяц — все они будут пылиться в шкафу, пока в моем доме опять не появится любитель рождественского печенья.

Помнишь, как я однажды пыталась испечь его сама, без тебя? Я все делала по рецепту: смешала продукты, вытряхнула из миски. Но тесто прилипло к скалке и никак не хотело оставаться на столе. Потом я услышала твой смех. Ты смотрела, как я сражаюсь с тестом, и тебе казалось, что это забавно. А я чуть не плакала, мне было обидно: я так надеялась сделать тебе сюрприз! Думала, ты увидишь готовое печенье, обрадуешься, и мы вместе будем разрисовывать его цветной глазурью. Но у меня не получилось.

А ты ничуть не удивилась. Подошла, потрогала бесформенный клейкий комок, и вот уже захлопали дверцы шкафов, на столе начала расти гора баночек, коробок и пакетиков, ты сыпала на мое неудавшееся тесто что-то сухое, подливала что-то жидкое, гремела противнями. Вскоре на столе тонким слоем улеглось настоящее тесто, и мы вдвоем вырезали оленей, медведей и звезды, а потом ты отправляла их в духовку, и по дому плыл праздничный запах имбиря, ванили и корицы. В тот раз у нас получилось столько печенья, что мы раздаривали его соседям и знакомым — в ярких самодельных коробочках, которые ты быстро и аккуратно сворачивала из листов цветной бумаги.

Я забываю сварить овсянку, закрываю шкаф и поднимаюсь на второй этаж. Чтобы попасть в кабинет, мне нужно пройти мимо твоей комнаты. Дверь закрыта. Я еще ни разу не открывала ее с тех пор, как вернулась домой без тебя. Я еще не готова туда войти.

Но однажды я все-таки решаюсь. Я стою посреди комнаты и смотрю по сторонам. Мне кажется, что ты просто вышла на минутку. На кровати валяется платье, которое ты не захотела взять с собой: с пышными оборками на подоле, со смешными пуговицами в виде ромашек. Ты сказала, что оно «слишком детское», тебе уже не хочется его носить. Из-под платья торчит веселая морда плюшевой собаки с оранжевым бантом.

Помнишь, как ты потеряла эту собаку в лесу? Вечером, когда ты ложилась спать, оказалось, что любимая игрушка пропала. Мы искали ее по всему дому, заглядывали под кровати, ходили по двору и ворошили траву под окнами. Собаки нигде не было. Потом ты вспомнила, что брала ее с собой в лес. Просила меня поехать туда прямо сейчас, с фонариками. Но я не согласилась. Ночью там опасно, по склону горы, где мы гуляли, ходят дикие кабаны, да и на змею можно наступить. Ты вытерла слезы и взяла в кровать зайца, а на следующее утро мы наскоро позавтракали и помчались в лес. Бросили машину у мостика, перешли бурную горную речку и пошли наверх по каменистой тропе, осматривая каждый куст и каждый бугорок, за которым могла прятаться твоя игрушечная собака.

И мы ее нашли. Она лежала среди корней старой оливы, коричневая, незаметная издали. Ты так и не поняла, почему оставила ее там. Наверное, тебя что-то отвлекло, и ты ненадолго отошла, а потом забыла вернуться. После этого мы поехали в магазин, и ты выбрала самую яркую оранжевую ленту. Сказала, что в следующий раз мы сразу заметим ее в траве. А собака так и спала на твоей кровати еще много лет. Да она и сейчас здесь, даже когда ты далеко — по-прежнему ждет тебя.

Я сажусь на пол и рассматриваю книжные полки. В пузатой бутыли стоят сухие колючие ветки с хрупкими лиловыми цветками: рассыплются, если нечаянно их задеть. Они росли в горах, на развалинах старинной крепости. Мы с тобой сидели на горячих камнях и вспоминали названия растений, но какие из нас ботаники? Сорвали несколько самых красивых побегов, принесли домой и весь вечер смотрели картинки в Интернете. Как же этот цветок назывался, ты не помнишь?

На другой полке сидит плюшевый медведь в узорчатом свитере и красных ботинках. Я сшила их из старой сумки, когда ты болела. Даже если ты засыпала, мне все равно не хотелось оставлять тебя одну в комнате, и я устроила небольшую мастерскую: разложила на большом подносе с высокими бортиками кусочки ткани, клубки шерсти, нитки, ножницы. За неделю я успела связать несколько свитеров и платьев для твоих игрушечных зверей и сшить несколько пар обуви. Тогда мне казалось, что это важно: чтобы игрушки были одеты и обуты. Наверное, это и правда было важно.

А вот корзинка с морскими камушками и ракушками. Я достаю плоский розоватый камень, верчу его в пальцах, он прохладный и гладкий, и я думаю о воде. Помнишь, как мы однажды чуть не утонули? Это был жаркий августовский день, мы приехали в незнакомое место и решили немного поплавать. Но забыли, что совсем рядом в море впадает река с быстрым течением — и она потащила нас за собой. Сначала мы сопротивлялись, пытались вернуться на берег, ведь он был так близко! Но сколько мы ни старались, все равно оставались на месте. Мне было страшно, я ругала себя за эту глупую выходку: зачем нас понесло именно на этот пляж? А ты спокойно сказала: «Не бойся, мы же можем отплыть подальше, а потом вернуться».

Так мы и сделали: позволили реке отнести нас от берега. А там, где ее быстрые воды полностью растворились в море и потеряли силу, мы ощутили, что у реки больше нет над нами власти. И тогда мы поплыли к берегу. В тот день я поняла, что ты смелее меня. Значит, я уже могу тебя отпустить.

Когда дом покидали мои старшие дети, я тоже плакала. Но ты всегда была со мной. Потом осталась только ты, мой последний птенец. Но теперь и ты улетела.

Я ложусь на ковер в твоей комнате, раскидываю руки в стороны, как крылья, и смотрю на потолок. Постепенно он тает, истончается, становится прозрачным, и сквозь него я вижу небо. Оно все ближе, сейчас оно обхватит меня, как серую горлицу, и унесет на север, в далекую холодную страну. Я пролечу мимо твоего окна, увижу мягкий свет настольной лампы, пушистого кота на столе и твой силуэт, а потом вернусь домой.

Я буду ждать тебя здесь.

Иллюстрация на обложке: Bee Johnson