Дина Пучкова. Десять минут

Рассказ публикуется в авторской редакции.

 

Лора спит с четырех до девяти вечера, при дневном свете и пока горничная хлопочет по дому — она доплачивает ей, чтобы та приходила именно в это время. Но когда день подгнивает и начинает сочиться сумеречными соками сквозь чугунные резные решетки окон, Лора обходит дом, зажигает во всех помещениях свет и запирается в спальне.

Она знает, что утром лампы будут потушены. Иногда она даже слышит щелчки выключателей.

Лора знает, что это — не человек. Не грабитель и не убийца, что пробрался в дом ночью. При любом взломе сигнализация автоматически вызывает полицию и блокирует двери и окна.

Психолог сказал, что нельзя потакать тревожному расстройству и всю ночь пялиться на дверь, вслушиваясь в каждый подозрительный звук. Он уверен, что это — слуховые галлюцинации из-за невроза, и прописал ей снотворное. Поначалу она принимала всё по инструкции. Это казалось простым — переключить рубильник в своей голове. Всего-то проглотить пилюлю и провалиться в черноту до утра. Никаких шорохов, шагов, шепотков.

Но потом она обнаружила, что ключ, которым запирается спальня, пропал со своего места, а на груди и животе проступают синяки. Лора уверена, что не могла искалечить себя во сне.

Она сменила замки и прекратила спать по ночам.

Лора смотрит на часы — половина четвертого.

Вчера умер Батон. С утра выблевал в собственную миску склизкие кровавые комки и умер в автомобиле, когда она парковалась у ветеринарной клиники. Так и застыл в переноске, скрученный судорогами и с перепачканной красными рвотными массами мордой.

Ночами кот лежал с ней в кровати и тоже смотрел на дверь, слушал, прижимая уши к голове, когда оно подходило ближе.

И вот Батона нет, и руки Лоры натыкаются на холодные простыни, а не на теплое урчащее кошачье брюхо.

Лора слышит, как оно идет по коридору — шаркает дюжиной ног и одну подволакивает. Щелкает выключателем. Подходит к двери. Медленно поворачивает ручку. Скребется, как огромная крыса. Прижимается к замку и шумно вдыхает, пытается унюхать страх в смеси запахов её косметики и ароматических отдушек.

Лора чувствует, как ночная рубашка пропитывается  горьким и холодным потом. Она протягивает руку к комоду, где лежат таблетки, но лишь касается рукоятки трости. Это не помогает. Не успокаивает. Сбежать невозможно. Нет смысла.

Из-под двери в комнату просачивается его запах. Мерзкая вонь — чеснок и немытые человеческие гениталии. Лора прижимает руку к лицу и старается не дышать. Ноги затекли, и она не может встать и включить кондиционер — нельзя подавать вид, будто она его слышит.

Вдруг несколько светильников в комнате гаснет — четыре из двенадцати.

Оно снова поворачивает ручку, но дверь не поддается. Шаги удаляются в гостиную.

Лора вспоминает, как маленькой девочкой она пряталась под одеяло, когда слышала постороннего в доме. Но ей уже тридцать четыре, она понимает, что это её не спасет. Тот, кто может открыть дверь, вполне способен стянуть одеяло.

В гостиной включился телевизор. Пытается отвлечь.

На кухне со звоном разбивается что-то. Горничная говорит, что это, вероятно, Лора неаккуратно ставит чашки на сушилку, потому они и падают. Это такая глупость, что Лора не находит, что ответить, потому не спорит.

Она не оставляет больше еду в холодильнике на ночь. Однажды оно подкинуло в овощной суп мертвую распотрошенную крысу со снятой кожей и грубо оторванной головой. Горничная грешила на Батона.

Психолог говорит, что все это — её бессознательный страх оказаться беспомощной, спровоцированный травмой колена. Она часто думала об этом, и однажды ей приснился сон, как её коленная чашечка лопается прямо на беговой дорожке, заливает нереальным количеством крови её и других бегуний, и оттуда, как из треснувшей скорлупы, выбирается тварь, похожая на большого жука. Во сне Лора знает, что однажды съела личинку в бифштексе.

Сон оказывается просто сном, а спортивная травма — статистикой спорта. Однако с тех пор Лора мясо не ест.

Она слышит, как что-то двигается, ползет по дымоходу. Вонь просачивается сквозь  залитый бетоном камин. Еще три светильника гаснут.

Лора прижимает ладонь к ребрам, где еще темнеет синяк. Боль настоящая, а не какая-то выдуманная. Закусывает губу — от запаха её сильно тошнит.

Вдруг за плотно занавешенным тяжелыми шторами окном кто-то скребет по стеклу, будто когтем. От болезненно острого звука она жмурится и впивается пальцами в одеяло.

Лора гонит мысль, что утром могилка Батона у пионовой клумбы, в самом центре которой он любил поспать, примяв пару цветков, окажется разоренной.

Гаснет еще одна лампа. Комната теперь расчерчена неясными тенями. Шипение телевизора умолкает, и наступает неестественная звенящая тишина. Лора изо всех сил пытается унять дрожь, ощущая, что от напряжения мышцы свело.

Оно стучит в дверь. Тихо и настойчиво. Мерно, медленно. Как сердцебиение.

Лора смотрит на часы. Три сорок. Прошло всего десять минут.

Десять минут…

Иллюстрация на обложке рассказа: Keith Negley