Как карты лягут?

Что такое коллекционирование вообще и в России в частности? Коллекционерами искусства были монархи, придворные вельможи, диктаторы, дипломаты. В России, которую в 20 веке перетряхивали и вспарывали, как большую пуховую перину, коллекционирование приобрело вычурный, гипертрофический характер с лёгким оттенком шизоидности. В Совдепии коллекционером мог быть и председатель КГБ и скромный старьевщик «вторсырья», министр иностранных дел и трубочист из ЖЭКа. Отсутствие рынка искусства, отсутствие твёрдых цен и представлений привели к тому, что картину можно было выменять на граммофонную пластинку, граммофонную пластинку поменять на складень, складень на подсвечник, подсвечник на жетон, жетон на буханку хлеба. Задолго до появления бытовых компьютеров и электронных игр российский коллекционер в своём мозгу выстраивал сложные структуры, зачёркивал квадраты, стирал лишнее или закладывал в память.

О, какое это сладостное занятие: за какой-либо безделицей тащиться чёрт знает куда, на край света, забыть о работе, делах, семье, наконец — быть на мгновение счастливейшим её обладателем, но этот миг продлится недолго, потому как тут же замаячит впереди новая цель и опять надо отправляться в поиск или сидеть, выжидая, как охотник.

Александр Семёнович Перельман был страстным коллекционером. Он мог явиться на работу (на работу он никогда не опаздывал), срочно разобраться с текущими проблемами и тут же исчезнуть по своим коллекционерским делам. Командировки в Москву и другие города он всегда совмещал с посещением антикварных лавок и букинистических магазинов. У него не было внутренних противоречий между его основной работой (он был высококлассным профессиональным полиграфистом) и собирательством игральных карт. Карты он воспринимал прежде всего как вид полиграфического искусства, оставляя на втором плане их функциональное предназначение. Как возникли карты? Почему карты? «Как карты лягут — так видно судьба и солжёт…» (Т. Буковская, обрыв цитаты). Мы все ждём, что нам выпадет когда-то счастливая карта, что случай способен нам потрафить. У А.С. было за плечами военное детство, мрак концентрационного лагеря — он чудом спасся, — потом послевоенная молодость — когда ненасытно хочется жить, музыка жизни ярка и спрессована, и щемит, как «Санрайз Серенада»! Он любил эту музыку, и в последние годы жизни, едва обзаведясь СД-проигрывателем, он тут же купил двойной альбом Глена Миллера. И всё же почему карты? Может, попросту потому, что они красивы. В колоде они прячутся, как мыши в сундуке, но стоит их разложить на столе — перед вами групповой портрет выпускников колледжа или академии, Русский императорский двор к юбилею Дома Романовых или просто какие-то захудалые поместные короли и принцессы, проходимцы и сквалыжники, всякий сброд и нечисть. В картах летопись времени, на них отпечатались и закодировались судьбы тех, кто к ним прикасался или даже только однажды посмотрел. Обладая незаурядной широтой и интуицией, А.С. собрал замечательную коллекцию, но этого ему было мало. Он хотел, чтобы летопись продолжалась, он настойчиво и деликатно понуждал художников работать на карточную тему, использовать карточные сюжеты или разрабатывать новые колоды карт. Если есть мифический толстовский один читатель, для которого стоит писать, то А. С. был конкретным заинтересованным зрителем, для которого стоило рисовать. И художники откликались, хотя он не мог им заплатить, они загорались идеей.

И в заключение о двух вещах. Сделать произведение искусства сложно. Это труд, вдохновение, удача. Но сохранить сделанное порой бывает ещё труднее. Роль коллекционера, роль хранителя созидаемого велика и благородна. Иначе всё канет в бездну. Ведь…«на сцене задник важнее, чем актёр, простор важней, чем всадник, передних ног простор не отличит от задних» (И. Бродский, конец цитаты). А.С. понимал это.

Вещи становятся похожими на их обладателя. Коллекция  А. С. Перельмана стала музейной коллекцией, но на всех её предметах сохранится прикосновение его рук, останется часть его души.