Комикс. Эпизоды

В этом виде искусства — а французы дали ему имя Девятой музы — все не так, как кажется. Во-первых, оно, в принципе, комиксом не называется. Комикс — лишь часть его, серия карикатур (обычно три кадра), объединенная одним сюжетом и ежедневно помещаемая в газете. На других языках это искусство известно под названиями фуметти, манга, банд дессине, что значит лента из рисованных картинок…

Во-вторых, это совсем не прижитое, неизвестно когда и с кем, дитя классической литературы, которого в приличном обществе стыдятся. У комикса своя история и своя не менее убедительная генеалогия. Протокомиксам, то есть истории возникновения этого вида искусства, посвящен не один труд, и в предках у него и фрески пещеры Ласко во Франции (палеолит), и скульптуры на фасадах готических соборов, в Оксфорде например, и клейма на иконах, и так далее, и тому подобное. Принцип из этого перечисления уловить можно: изобразительный рассказ, вернее рассказ в изображениях. Но это только начало. Есть и в-третьих, и в-четвертых, и в-пятых… К ХХ веку границы очерчиваются все жестче, а специфика выявляется точнее и ярче.

Сейчас это самостоятельная область искусства и специфический сектор книжного рынка. В Бельгии работает крупнейшее издательство, издающее комиксы, — «Кастерман», во Франции каждый год в Ангулеме открывает свои двери самый престижный фестиваль комиксов, здесь же находится и музей комиксов (их, кстати, в мире больше десятка), а Япония бьет все возможные рекорды по тиражам издания манги, которую тут читают все от мала до велика, даже кафе есть специальные — манга-кафе, где, устроившись в кабинке, ты можешь провести с комиксом ночь напролет, а то, бывало, и сутки…

Но это — «другая жизнь». В Россию комикс попадает мало и, как зачастую у нас случается, не лучший. В этом искусстве есть и верх, и низ, есть «арт хаус» и массовая продукция. В нашем же массовом сознании комикс только с этой массовой продукцией и ассоциируется. Это не то чтобы неправильно, но не очень умно, потому что обедняет наше и так часто не очень глубокое сознание. А во Франции, например, в 68-м, во время студенческой революции, именно комикс стал рупором нового поколения, их социальных и художественных требований. Творчество Энки Билаля, Мебиуса, Тарди, Клэр Бретеше — гордость художественной жизни Франции.

Что же случилось в России? Или мы традиционно книжная страна — на том стояли и стоять будем? И да, и нет, и так, и не так. В конце ХIХ века пространство комикса в Европе, Америке и России было единым. Лидировал так называемый воспитательный комикс для детей, который использовал фронтальную композицию и подписи под рядами рисунков. Фронтальная композиция представляла героя или событие, и читатель уже додумывал, придумывал или просто сопереживал. Именно такие немецкие, французские, английские комиксы читали дети в хороших семьях, а для «простых» в России изначально существовал очень развитый жанр лубочных картинок. Задача та же — этакий театр переживания для себя.

Но комикс в своем развитии сделал другой выбор и стал… своеобразным кинофильмом личного пользования, только не на пленке, а на бумаге.

Нынешний комикс не сложение изобразительной составляющей и словесной, а сложный синтез, который отправляет комикс из сферы искусств изобразительных в сферу искусств аудиовизуальных, при этом каждое отдельное произведение не «смотрят», не «разглядывают», а читают. И если с «визуальным» в комиксе все более-менее понятно, то с «аудио», конечно, возникает вопрос. Но он неуместен. Люди в комиксах не только разговаривают (это тексты реплик, помещенные в «пузырях»), звучит весь окружающий героев мир. Шуршит дождь, скрипят двери, свистят пули, курлычут журавли, и слышатся взрывы. Все эти звуки также изображаются в рисунке, им находится точный звуковой сигнал, и вот уже на столе у вас лежит не просто книжка, повествующая о приключениях Астерикса, Тентена или Корто Мальтезе, а целый мир, который поет, смеется, шумит, гудит, едет, вертится и соблазняет вас. И если вы подверглись этому соблазну в детстве, то, и повзрослев, получаете удовольствие от погружения в живой мир, остановленный кистью или пером художника. В мир во всей его цветовой и звучащей полноте. Вот это и есть комикс. Не макулатура, не недостойные книжонки, даже не занятие для чокнутых, а особый мир, который навсегда, например, заворожил одну из героинь Артуро Переса-Реверте — упрямую Танжер из «Карты небесной сферы».

Я не зря вспомнила о героине романа. В детстве она читала Тентена (на русский он был переведен приблизительно через шестьдесят лет после того, как это стоило сделать), и события альбома «Тентен и сокровища затонувшего корабля» определили ее жизнь. Ни с кем из советских детей подобного произойти не могло. Не только на Тентене, как герое самых известных европейских комиксов, на чьих приключениях выросло все поколение послевоенных детей Европы, но и на самом виде искусства — комиксе — у нас долгое время лежала печать буржуазности.

Стоит добавить и еще одну неприятность: пресловутый Тентен начал свои приключения в 1929 году с путешествия в Советский Союз. Это первый альбом Эрже, который давно стал библиографической редкостью, потому что в дальнейшем автор не разрешал его переиздавать. Путешествие для Тентена, как всегда, прошло удачно, но вот страна, в которую он попал, представлялась просто персонификацией зла. Вполне можно предположить, что альбом «Приключения Тентена в Стране Советов» тоже сыграл свою негативную роль в судьбе комикса в России: печать буржуазности и враждебности легла на него на весь период существования советской власти.

Искоренить, однако, этот специфический способ художественного творчества сразу не удалось. Детские журналы «Чиж» и «Еж» в каждом номере предлагали своим читателям рисованные истории. Смешные — про обезьян и прочих зверей рисовал Н. Радлов (уже в шестидесятые они были объединены в одну книжку), приключенческие, назидательные, и, конечно, всегда идеологически выдержанные. Но что интересно, рядом с этими историями (поклонником которых, например, был Д. Хармс) в «Чиже» и «Еже» существовал и другой, наследовавший лубку, вариант изобразительного рассказа, когда на одной плоскости листа, будто в клеймах (а иногда и без всяких ограничительных рамок), были представлены отдельные эпизоды (без текстового сопровождения), служившие толчком для дальнейшего, уже самостоятельного додумывания сюжета или игры в него. В этом направлении работал Ю. Васнецов, который доведет до совершенства эту, только ему присущую, лубочную манеру в своих «Потешках», например, или при иллюстрировании детских сказок для малышей.

Первые советские журналы предлагали даже своего серийного супер-героя — Макара Свирепого, придуманного Н. Олейниковым, или Умную Машу художника Малаховского.

Но к сороковым годам прошлого века, когда комикс в Европе как раз и начал осознавать себя как специфическое искусство, в России он практически умер. Мимо нас прошли все художественные искания и открытия — комиксы живописные, графические, с текстом в «пузырях» и без оных, комиксы фантастические, исторические (с точнейшим воспроизведением деталей жизни), экологические, политические и хулиганские. Мы же в это время клеймили их за буржуазность. Так продолжалось до конца восьмидесятых, когда из совершенно маргинального занятия комикс стал превращаться в занятие не то чтобы почитаемое, но возможное. А потом, с начала нового века, в Москве открывает свои залы фестиваль КомМиссия, собирающий комиксистов со всей страны, предлагает свои встречи фестиваль комиксов в Киеве, теперь ждут в Петербурге… Комикс возродился (не Феникс, правда!), придя к нам не столько в виде альбомов (сегмент этого рынка в России так мал, что можно считать, не существует), а либо в виде уже перерожденном, компьютерном, либо как индивидуальный способ художественного мышления. Именно так, самостоятельно, с собственными сценариями работают в Петербурге Л. Стеблянко (Re-I), А. Васильева (Namida), А. Никитин…

Да, мы можем сегодня говорить о существовании в России комикса как специфического вида искусства. В Интернете, наверное, десяток сайтов, посвященных комиксу и отдельно — манге, в Петербурге образовалась группа молодых художников Nouvelles graphiques. SP, позиционирующих себя как комиксисты и разрабатывающих — совершенно в разных техниках — направление авторского комикса. Здесь и традиционное рисование, и использование компьютерной графики, и фотокомиксы, и смешанные техники. На этой территории работают и молодые дизайнеры, трансформируя традиционный рассказ в изображениях скорее в некую знаковую конструкцию. С одной стороны, это хорошо, потому что у художника появляется возможность выразить себя, а комикс, как искусство синтетическое, позволяет представить мир в трехмерном его существовании. Однако в этом случае четвертое измерение мира — субъективное — оказывается самым важным, что, впрочем, естественно: мы говорим все-таки о художниках, а не о… Но в этом случае издательская деятельность, само издание комиксов для разных читателей, для детей и взрослых, интеллектуалов и нет, уходит на второй план, так и не выйдя на первый…

И все же если до сих пор история комикса складывалась у нас из эпизодов, то теперь появилась надежда на более связное историческое повествование, а это значит — на становление традиции.