Нащупать переключатель темноты

  • Тур Ульвен. Расщепление / пер. с норв. Н. Ставрогиной. — М.: Носорог, 2020. — 128 с.

Свой единственный роман «Расщепление» Тур Ульвен сочинил в 1993-м — за два года до самоубийства. Этот факт подтолкнул некоторых литературоведов и критиков искать параллели между весьма пессимистичным произведением и смертью автора, интерпретировать текст как предвестие трагедии. Однако на книгу лучше всего посмотреть с другого ракурса, ведь она была написана после сорока лет жизни. И за этот срок Ульвен стал культовой фигурой в норвежской литературе: эрудит без высшего образования; переводчик-самоучка, познакомивший соотечественников с работами Сэмюэла Беккета, Рене Шара, Алена Роб-Грийе и Клода Симона; замкнутый одиночка, страдающий тревожным расстройством; но прежде всего выдающийся поэт с узнаваемой манерой письма.

Экспериментальный роман Тура, рассказанный пятнадцатью мужскими голосами и приглашающий к размышлению об экзистенциальном кризисе, — прямое продолжение его лирических опытов, эволюция в творчестве и проверка художественных сил, желание выйти из жестких рамок стихосложения на просторную территорию. Начав с подражания сюрреалистам в дебютном сборнике «Тень первоптицы», Ульвен быстро отбросил чужие приемы в пользу индивидуального стиля, о чем свидетельствуют тексты из последующих книг. Его немногословные, емкие верлибры, заряженные концентрированными образами упадка и мыслями о кратковременности человека, напоминают серию набросков или моментальных снимков. И если в стихах автор проявляет себя как художник, то в романе выступает с позиции режиссера — склеивает кадры в неторопливую киноленту.

…в своем воображении ты как бы смотришь фильм, снятый с воздуха, с высоты птичьего полета: сначала только крыши и дороги, фонари, весь район, как на карте, затем наезд, все ближе и ближе, камера проникает сквозь крышу склада, потом сквозь потолок конторского помещения — и в конце концов находит тебя, стоящего перед зеркалом… 

Повествовательная техника Ульвена и вправду принадлежит съемочной площадке. Для каждой ситуации подобрано освещение (ночник, фонарик, свеча и т. п.), а незаметный переход между эпизодами — от одного персонажа к другому — сделан с помощью виртуозного монтажа. В тексте отсутствует какое-либо деление на главы, и скачки между сценами — сдвиг в другое пространство и время — происходят прямо посередине абзаца, через метаморфозу светящихся объектов. Ульвен постоянно демонстрирует тонкую операторскую работу: вот мужчина утром смотрит на раскаленную конфорку — и авторский киноглаз тут же увеличивает пылающий предмет, чтобы трансформировать его в солнце и перенести читателя в иную точку земного шара, где действие разворачивается ближе к вечеру:

ты выключаешь конфорку, но не отходишь от нее и смотришь, как зачарованный, на пышущий металл, который будто вот-вот расплавится (так раскаленное железо — ты видел — течет в плавильных печах, напоминая сок красного апельсина), но выглядит все еще густым и сиропообразным, пылающее металлическое колесо, плоское, как крышка, красное солнце, тлеющее металлическим блеском сквозь проплывающие облака, то скроется, то появится, с неразборчивой надписью, как истертая медная монета давно сгинувшей империи. Все еще день, но свет уже закатный… 

С самого начала писатель скрыт за пристальным объективом, обращен в «своеобразный микроскоп для душ», фиксирующий малейшие детали повседневности и людские тяготы на фоне «общенечеловеческого» космоса. Он буквально захвачен составлением развернутых, барочных описаний, созданием каталога вещей, обреченных на исчезновение, а еще — любовно собирает оттенки темноты, как Набоков бабочек (примечательный экземпляр в коллекции Ульвена — чернотина). Богатая аранжировка текста с длинными ассоциативными цепочками — непривычная роскошь для поэта, привыкшего к минималистским высказываниям. Как признавался сам автор в интервью журналу Vagant, переход от стихосложения к прозе был сродни переезду из смотровой башни во дворец. 

«Расщепление» — это больше медитативный арт-хаус, нежели эпическое, сюжетоцентричное произведение. Прочувствование общего трагизма чужих жизней, которые сложились отнюдь не по голливудскому сценарию, для Ульвена важнее любой нарративной фикции. Да и фрагментарные истории, наполняющие роман,  на деле оказываются осколками разбитого зеркала, где безымянные персонажи отражаются частично — в минуты слабости и растерянности. И читатель волей-неволей тоже попадет в зону этих анонимных отражений благодаря повествовательному ракурсу — здесь нет никаких «я» или «мы», только универсальное «ты», снимающее межличностную дистанцию. Исключение составляет лишь девяностолетний старик без гортани («он»), утомленное сознание которого появляется в начале и конце книги, что создает двойственное прочтение — пятнадцать голосов принадлежат разным людям, однако вместе они образуют коллективное бессознательное одинокого, разочарованного мужчины, застрявшего между сплитом и сплином. Все выглядит так, как если бы Пруст страдал диссоциативным расстройством идентичности и написал о поисках утраченного времени сквозь призму расщепления.

Как будто он был стар еще до появления на свет, как будто он успел состариться прежде, чем возникло само человечество. Вся его жизнь пошла насмарку. Если бы он никогда не рождался, ничего бы не изменилось. Никто не тоскует по тому, кто никогда не рождался, а нерожденный не тоскует по жизни.

Истории персонажей не связаны между собой, но подчинены композиционной логике — с каждым новым эпизодом меняются локации, времена года и увеличивается возраст «ты-рассказчика». Появляется мальчик, вспоминающий хирургическую операцию и боящийся ослепнуть, затем подросток, в сумерках идущий к подруге и недовольный своей внешностью, а дальше уже подтягиваются взрослые с физическими недугами и душевными травмами. Это несчастливая жизнь-лотерея в пятнадцати лицах, карусель самосознаний, балансирующих на границе отчаяния.

Ирония в том, что большинство из представленных страдальцев загнаны в безвыходность собственной природой — они слишком замкнуты в себе и патологически нарциссичны, чтобы наладить контакт с другими. Поэтому к финалу морок, окружающий персонажей, становится все гуще. В каждом эпизоде есть источники света, но они лишь кратковременно спасают от темноты одиночества, переключить которую способно только присутствие близкого человека — а его, увы, нет.

Дата публикации:
Категория: Рецензии
Теги: НосорогВиктор АнисимовТур УльвенРасщепление
Подборки:
6
0
11662
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь